Леон по-прежнему стоял под струями воды, упершись обеими руками в стену перед собой и свесив голову. Моника уже замоталась в полотенце и стояла к нему спиной, вытирая волосы.
— Дебил и дебилка, — проворчала Криста и уселась поудобнее. — Ну давайте же, порадуйте зрителей…
Черт! И они порадовали! И первой не выдержала Моника:
— Не могу так больше.
Леон замер, сутулясь, а после обернулся:
— И я… не могу. Вообще по жизни больше так не могу. Я ведь тогда, в субботу, пошел к тебе, думал – помиримся и уже больше никогда не будем ссориться. Никогда! Как дурак последний цветы принес, а у тебя в квартире этот бугай оказался…
— Так вот в чем дело… Ну вы и! Фриц — мой брат… Брат, Леон! Это он тебя отделал так, что ты весь синий?
— Еще неизвестно, кто кого отделал!
— Глупый! Какой же ты глупый! — сказала Моника, а после сбросила полотенце и шагнула под струи воды в объятия Леона.
Поцеловала страстно и… опустилась перед ним на колени.
— Ты же говорила, что это для женщины… унизительно, — сбивчиво пробормотал Леон и тут же застонал – минет в исполнении Моники, судя по всему, оказался невероятным.
— После ответишь тем же, — на секунду отрываясь от своего занятия, усмехнулась она. — Кажется, ты тоже утверждал, что настоящие мужики перед бабой на колени никогда вставать не будут.
— Черт! Я столько всего хочу тебе рассказать, но стесняюсь, как девчонка-соплюшка…
— Тогда нас тут таких двое.
— Мрр… — промурчала довольная, как наевшаяся сметаны кошка, Криста и сладострастно смяла в ладонях как и всегда не скованные никаким лифчиком груди, а после, приласкав их, полезла к себе в джинсы.
Смотреть безучастно на то, что творилось внизу, в душе ее студии, больше не было сил.
— Господи, Моника, — раздалось из колонок. — Я… Можно я… ну… можно мне…
— Нужно, твою мать! — Криста застонала, откидываясь на спинку кресла и закатывая глаза.
Оргазм был близок, а ведь эти двое только к закускам приступили — что уж говорить об основном блюде.
Уши заложило, сердце колотилось сумасшедшим тамтамом, глаза закатывались, а рот сам собой приоткрылся, с усилием то втягивая, то наоборот выталкивая из легких ставший вязким и горячим воздух…
Когда Криста кончила, парочка на ее широкоформатном мониторе тоже уверенно приближалась к финалу. Моника стояла, широко расставив ноги и спиной привалившись к стене, а Леон вылизывал ее, опустившись на колени. Рука Моники лежала у него на затылке, рот кривился в страсти, и она неотрывно смотрела вниз, на запрокинутое к ней лицо любовника. А потом он встал, подхватил ее под одно колено и, примерившись, двинул бедрами.
Моника застонала, отворачивая голову и привычно прикусывая губу, но Леон с этим не смирился: начал человать шею, прихватил зубами раковину уха, провел языком по его краю и таки добился того, чтобы Моника вновь повернулась к нему, подставила губы, еще и обхватывая любовника одной рукой за шею. Второй же она цапнула Леона за задницу — так, что напряженные пальцы впились в мышцы. Это был приказ, самое что ни на есть настойчивое требование, и Леон начал толкаться в Монику быстрее, потом темп его действий стал рваным, каким-то судорожным, а после он, выругавшись, отстранился, и капли спермы окропили Монике живот и бедра.
— Извини. Это было… Я должен был…
— В следующий раз — обязательно, — почти промурлыкала Моника и расслабилась, уже нежно, а не с силой обняв любовника и прижавшись щекой к его груди. — Когда мы будем не в чужом душе. И когда я не буду все время ждать, что дверь вновь распахнется, чтобы впустить сюда эту блядовитую девицу-фотографа.
