Даже сам воздух изменился. Исчез аромат моих духов и кофейной ванили, которую я варила по утрам. Теперь пахло чем-то чужим. Отвратительно липким. Сладким до тошноты. Запахом перележалой клубники, вонью измены и предательства, которые прилипают к коже так, что и не отмыться.
Дом, ещё утром живой и наполнявший меня теплом, стал похож на чью-то чужую квартиру. Даже по своей комнате я ходила на цыпочках, будто боялась ненароком потревожить хозяев. Хотя это я была хозяйкой. Я! Раньше…
Внизу хлопнула дверь.
Я вздрогнула.
Послышались шаги. Мужской голос. Приглушённый, далёкий, словно пробивающийся сквозь ватную пелену. Тимур.
Я затаила дыхание, чтобы не пропустить ни звука:
Он что-то сказал – коротко, сухо. Снова шаги. Глухие, тяжёлые. Щелчок ключей, и… тишина.
Я услышала, как завёлся двигатель его Мерседеса и метнулась к окну. Успела увидеть отблеск фар и выезжающую со двора машину.
Может быть… может быть, он уехал с ней?
Сердце стучало. Мне казалось, что если я сильно захочу, то смогу увидеть как он открывает ей дверь пассажирского сидения, как она запрыгивает в его машину, клацнув каблуками по расчищенному от снега асфальту. Я хотела, чтобы так было. Мне нужно было, чтобы так было! Пусть уезжают! Вместе. Пусть катятся к чёрту! Я останусь – хоть наедине с болью, но в покое. В тишине.
Прошло несколько минут. Я стояла у окна и ждала. Не двигалась. Слушала.
Тихо.
Слишком тихо.
Никаких шагов. Никаких голосов.
И вдруг дверь в мою комнату распахнулась. Без стука, без предупреждения.
Я обернулась: стремительно, испуганно, уже понимая, кого сейчас увижу.
На пороге стояла она. Дарина.
Стояла и пялилась на меня, без всякого стеснения.
В одной мужской футболке – длинной до середины бедра. Видно, из гардероба Тимура. На ней больше ничего не было — ни халата, ни тапочек, ни, судя по всему, даже нижнего белья. Только голые ноги, лак на ногтях, и хищная, вызывающая уверенность в глазах. Как будто это была её спальня. Её дом.
— Привет, — сказала она, улыбаясь. Покачиваясь на пятках и сцепив руки за спиной. — Ну чё, ты злишься? Я бы точно бесилась.
Я не ответила. Ни словом, ни жестом. Просто стояла и смотрела на неё, как на насекомое, случайно залетевшее в комнату.
Дарина пожала плечами и прошла внутрь, огляделась, хмыкнула:
— А тут уютненько. Правда старомодно немного. Обстановочку ты выбирала, да?
Она опустилась в кресло, как на трон. Закинула ногу на ногу. Подол футболки приподнялся, обнажив бёдра. В глазах — ирония, на губах — насмешка.
— Ты, кстати, очень даже ничего, — цепкий ощупывающий взгляд прошелся по мне, как сканер, — Сохранилась хорошо. Губы — свои? Или немного подколола?
Я продолжала молчать. Смотрела на неё так, как можно смотреть на экзотического таракана в террариуме — с брезгливым любопытством и непониманием, какой безумный мозг додумался притащить в дом эту гадость.
— По какому праву ты обращаешься ко мне на ты? — наконец произнесла я, со спокойным безразличием в голосе.
— А чё, нельзя? Да ладно те. В семье же это норм. А мы теперь, как-никак, семья. Да же?
Я почувствовала, как она обрадовалась моему вопросу. Да эта девчонка – тот ещё троль. А троллей, как известно, кормить нельзя. И я не стала. Молча отошла от окна и опустилась на край кровати. Но внутри меня всё кипело. Кровь прямо-таки стучала в висках.
— Тимур говорил, что ты с характером. Такая… сильная женщина, — она изобразила кавычки пальцами. — Но, знаешь, по-моему, ты просто упрямая и скучная. Он от тебя устал. Он хочет жить полной жизнью. А ты… ты и ему не даёшь и сама, наверное, давно уже просто существуешь, да?
