В глазах сестры зажигается гнев, и она пулей вылетает из комнаты. Мне тревожно. Беру на руки малышку, выхожу в коридор. Сначала всё тихо, даже омерзительные шлепки прекратились, и я думаю, что обошлось.
Но нет, всё только начинается. Я слышу крик Дарлы – яростный, полный боли. В комнате слышатся звуки потасовки. Теряюсь. Пойти туда будет глупостью, у меня в руках ребёнок! Но и оставить Дарлу там одну… Возвращаюсь в комнату, осторожно кладу Марисабель в корзину. Она не спит, но хоть спокойна и не плачет. Выбегаю на лестницу как раз вовремя.
Дарла уже в гостиной. Она волочет за волосы женщину. Видимо, ту самую, из папиной спальни. Мадам намного выше Дарлы и явно старше, но сестра тащит её на чистой силе гнева, словно налегке.
- Запоминаешь, калоша престарелая? Сюда ты больше не приходишь! – очень чётко произносит Дарла, почти по слогам.
- Пусти, пришибленная! – женщина орёт белугой. На ней лишь халат, и тот не застёгнут.
В полнейшем балагане никто не замечает, как открываются входные двери. В дом входит высокая женщина в опрятной одежде – твидовом осеннем пальто и сапогах до колена. Я почему-то узнаю её сразу, хоть и вижу впервые в жизни. Высокие узел из волос, квадратные очки, суровое выражение лица – кто же ещё это может быть?
Бабушка приехала.
- В какой водевиль я попала? – её спокойный голос перекрывает крики сестры и выволоченной из спальни женщины.
Бабушка ставит саквояж на пол, ловит взглядом меня и кивает, словно давно со мной знакома. На её приветствие из родительской спальни вываливается отец.
В ночной рубашке, взъерошенный. Взбешённый.
- Мама? Что вы здесь делаете?
- У тебя от алкоголя мозг повредился? – она поднимает бровь, - ты сам меня пригласил.
- Вы должны были приехать через пару дней!
- А приехала сегодня, - её тон непререкаем, - оденься. Позорище! Что это за дама?
Дарла от удивления выпускает из рук пряди волос папиной зазнобы.
- Любовница.
Бабушке этого хватает. Она берёт её под локоток и уверено выводит из дома. Потом выстраивает в гостиной всех домашних в шеренгу.
- Мне стыдно, что я воспитала такого сына! – она пристукивает папу по голове свёрнутой газеткой, - где твоя совесть, Рамон?!
Отец мычит что-то невразумительное.
- А ты, Сора? Неужели нет хоть капли самоуважения?!
Бабушка отчитывает наших родителей, как провинившихся котят. Затем, отправив их в комнату, берётся за нас с Дарлой.
- Я так понимаю, Юстина у нас ты? – взгляд цепкий, такой, что не отвернёшься.
- Да, бабушка, - отвечаю тихо.
- Сразу так и подумала.
У меня новорождённая дочка на руках! Конечно, она меня узнала.
- Теперь в этом доме всё будет по-другому, - продолжает бабуля, - распорядок дня, работы. Утренние молитвы. Все подчинятся новому графику.
- Молитвы? – переспрашивает Дарла.
- Твоя племянница – дочь Драконорождённого. Ты обязана возносить молитвы Великой Драконице! – отрезает бабушка.
Дарла бросает на меня такой взгляд, что и описать трудно. Но по нему ясно, что она готова бежать. Чем дольше мы остаёмся здесь, тем хуже.
Бабушка сдерживает своё слово с завидной педантичностью. Спит она в нашей с Дарлой комнате – нам с сестрой приходится тесниться на одной кровати. Всю ночь Марисабель просыпается и громко требует её покормить.
Слава Великой Драконице, что бабушка хотя бы лояльно относится к самому процессу. Правда, отчитывает меня за то, что правнучка её разбудила.
- Нормальные дети ночью спят, - сварливо укоряет меня бабуля, цепляя очки.
