Наклоняется, аккуратно подхватывает Кристалл Беспамятства, накинув на него платок, и распрямляется, тихо покряхтывая:
— Мариус, ты там как?
— Оставь меня! Ненавижу тебя!
— Может, ты хочешь сладенького?
Молчание, и Жрец вздыхает:
— Я на кухне заприметил клубничный пирог. Разбитое сердце только сладким и лечится.
— Я тебя убью.
— Я понял, весь пирог хочешь.
Жрец шагает мимо, шаркая босыми ногами:
— Ты хоть ему скажи пару ласковых слов, Альфа.
Я зря вернулся. Лучше бы я остался диким волком в весеннем лесу, где все просто и понятно. Никаких тебе жрецов, чародеев. Только игривая волчица рядом, и вы с ней бегаете вокруг старой ели сытые и довольные.
Через пять минут мы стоим у двери спальни, и жрец мрачно обращается к стражникам:
— Волчат надо забрать.
И теперь в нем нет ни тени шутливости или насмешки.
— Волчат забрать, — повторяет он, — хвостатую красавицу, вероятно, придется связать. И где эта тряпка Мариуса. Ее тоже тащите сюда.
— Миледи будет против, — тихо говорит один из стражников.
— А что делать? И девку ее тоже из комнаты выведите, — Жрец разминает плечи. — В темпе, милые.
Слуги приносят зачарованное полотно, и стражники с парочкой ловких охотников решительно вваливаются в спальню. Крики, рык, грохот, уговоры успокоиться и не кусаться на грани ругательств и проклятий, но зверь во мне терпеливо ждет, не распознав во мне намерений навредить его Нареченной.
— Да что же ты опять задумал, ирод проклятый?! — орет в мою сторону служанка Илины и пытается вырваться из крепкого захвата. — Да чтоб тебе пусто было! ты ее проклятие, наказание!
Ее тащат прочь, а мне суют поскуливающих испуганных волчат окровавленные руки в глубоких равных укусах:
— Милорд…
Я прижимаю подвывающих пушистых сыновей к груди, и тут мой зверь подает голос. Легкие заполняет вибрация тихого и ласкового рыка, и волчат замолкают, настороженно фыркнув.
— Иди, папаша, погуляй, — Жрец переводит на меня усталый взгляд.
Я молча киваю и иду по коридору, прижимая к себе волчат и прислушиваясь к надрывному вою Илины, которая ничего не понимает. Обездвижили, детей забрали, и ее Нареченный опять куда-то уходит.
— Пасть ее свяжите, — доносится сердитый голос Жреца. — Она ведь мне руку откусит по локоть! Миледи! Вспомните о приличиях! Зубы у вас, конечно, очаровательные, но такая агрессия не к лицу молодой особе!
Спускаюсь по лестнице к визжащей служанке, что яростно отбивается от стражи:
— Я должна быть с ней!
Замечает меня и затихших волчат в моих руках, и замирает. В злобе шипит:
— Избавиться от нее решил?
— Вернуть, — сажусь на ступень и поднимаю взгляд. — Думаешь, я способен убить жену?
— Да, — отталкивает стражников, который отступают от нее на шаг. Поправляет юбку и кривит губы. — Она же вам так мешает!
— Ночь сегодня сложная, поэтому пропущу твою дерзость мимо ушей, — усмехаюсь. — И я доволен твоей верностью Госпоже.
— Отдайте их мне, — дышит тяжело и хрипло, а взгляд дикий и гневный.
— Нет.
— Вы еще им шею свернете…
— Совсем ополоумела?
Молчит, поджав губы, и через минуту говорит:
— Она вас так любила… — сжимает кулаки. — К черту вашу истинность, Альфа, потому что та любовь, что была в ее человеческом сердце, была чистой и настоящей. Да, наивной, глупой, но живой! И именно такой любви посвящены стихи поэмы и романы в вашей библиотеке! А вы лжец и чурбан! Ваша история должна окончиться одинокой и холодной старостью!
