Губы дочери надуваются ещё больше. Слезы катятся по её щекам с новой силой. Тянусь к ней, чтобы обнять, но она отворачивается. Увиливает от моих прикосновений и поспешно встаёт с лавки. Открывает свой шкафчик и достаёт сухие вещи. Не смотрит больше в мою сторону.
Домой мы возвращаемся вдвоём в полной тишине. Машина Артура провела нас до самых ворот, а затем поехала дальше по улице.
За ужином дочь тоже не произносит ни слова.
Когда я пытаюсь с ней в очередной раз начать беседу, она резко вскакивает с места и убегает к себе в комнату. Бурчит что-то про невыполненную домашку.
Смотрю в одну точку и не могу пошевелиться. Я понимаю, что больше откладывать разговор с ребёнком некуда. Чем дальше я скрываю всё и юлю, тем стремительнее я теряю её доверие.
Вот только как рассказать восьмилетнему ребёнку абсолютно все? Как рассказать девочке, что её любимый папа изменил её любимой маме? Это словно пригласить ребёнка в нашу спальню и показать, чем мы занимаемся по ночам. Вряд ли восьмилетний ребёнок, который все еще верит в существование зубной феи, что ночью приносит подарки в обмен на твой выпавший молочный зуб, сможет адекватно сопоставить слова «папа», «другая женщина», «постель».
А если она известие о другой женщине у Артура примет как собственное предательство? Не поставит ли это крест в дальнейшем на её восприятии мужчин? Не будет ли она в отношении с ними проявлять недоверие, избежать близости?
Чем больше я обо всем этом думаю, тем меньше решительность во мне остаётся. Не должна моя девочка проходить через это. Не должна.
Но, к моему огромному сожалению, я уже не могу оставить всё как есть. Не могу снова врать ей глядя в глаза и уверять, что у нас с папой простые временные трудности. Ведь на самом деле внутри меня и дальше растёт стойкое убеждение, что лучший выход для нас Артуром — это развод.
Осталось лишь найти в себе силы и решиться на последний рывок.
Назад шанса вернуться не будет.
Оставляю все тарелки и вилки на столе. Потом вернусь и отправлю, все в посудомойку.
Стучу в двери.
— Ксюша, я могу войти?
В ответ тишина. Стучу ещё, но прикладываю больше усилий.
И опять тишина.
Тревога поднимается в груди. Воображение подкидывает страшные картинки из криминальных хроник, которые иногда попадались на глаза.
Знаю, что моя дочь на такое не способна, но все равно дёргаю ручку двери и поспешно вырываюсь в комнату.
— Слава богу! — выдыхаю, положив руку на вздымающуюся грудную клетку.
Сердце колотится как сумасшедшее.
Дочь спокойно сидит в кресле у окна. На голове надеты большие наушники, в которых грохочет громко музыка. Она склонила голову над планшетом и что-то усердно рисует стилусом там.
Ксюша осторожно поднимает голову, но столкнувшись со мной взглядом, быстро прячет голову обратно к экрану электронного гаджета.
Сажусь на стул возле её стола и открываю первую попавшуюся тетрадь. Тетрадь по математике ученицы второго класса Мельниченко Ксении. Сегодняшнее домашнее задание она начала решать, но до ответа ещё не дошла.
Дочь вскакивает с места и забирает тетрадь из моих рук.
— Я потом всё решу, — забирается с тетрадью на кровать. Обхватывает руками подушку, непроизвольно отгораживаясь.
— Ксюш, нам надо серьёзно поговорить. Знаю, тебе не нравится то, что происходит между мной и твоим отцом. Но на то есть причины.
— Какие? — заинтересованно пытает дочь.
Перемещаюсь поближе к дочери. Поднимаю её плюшевого зайца, чтобы сесть у изголовья детской кровати. С этой игрушкой Ксения не расстаётся уже лет пять. Ушастик был одним из подарков Артура на третий день рождения дочери.
