Читать онлайн Эль Вайра - Измена. Вернуть герцогиню

1. Глава 1

19 августа 1836 года
Палата лордов, британский парламент

Она ушла ровно два года и семь месяцев назад.

Эдвард Октавий Осмонд, герцог Рэтленд, взглянул на маленький деревянный календарь, стоящий на столе его личного кабинета в Палате лордов. Девятнадцатое августа 1836 года. Последний день парламентский сессии, наполненный помпезностью и праздностью. И вечной памятью. Нэд зажал шарик календаря меж пальцев и принялся отсчитывать собственные вздохи.

Пять, четыре… Он затаил дыхание и зажмурился.

— Убирайся, — звучали в голове его собственные слова.

Холодные и злые слова предательства, эхом отражавшиеся в пустоте его жизни. Угроза, которая звенела в тишине его мыслей.

— Убирайся и никогда не приходи сюда снова.

Он сжал шарик. Август в его мыслях стал июлем. А потом ужался до одного единственного дня, когда она ушла.

Его пальцы бездумно двигались, находя утешение в гладкости дуба и лака.

— Как я к тебе отношусь? — теперь это были ее слова. Такие легкие и полные искушения.

— Я еще никогда не испытывал ничего подобного.

Ее слова. Его слова. Они смешались и озаряли собой комнату, принося свет и надежду, освещая самые темные уголки его души. Наполняли воздухом его легкие, а сердце — безумной тоской.

Куда она ушла?

Нэд задавался этим вопросом тысячи раз, но так и не узнал правду.

Часы в углу тикали, отсчитывая секунды до того, как герцог Рэтленд должен был занять свое место в главном зале Палаты лордов, где заседали люди с высокими целями и гнусными страстями. Заседали веками. Поколениями.

Его пальцы играли с шариком так виртуозно, словно он был на балу, а движения его рук — это танец. Их танец. О, он помнит первый, в день их первой встречи.

Первое марта 1833 года.

— Они теперь позволяют кому угодно становиться герцогом?

Она не выказывала никакого почтения к проклятому титулу. Было только озорство, обаяние и чистая, неподдельная красота.

— Если герцоги кажутся вам недостойными, только представьте, кого они берут в герцогинь!

Она ответила ему улыбкой настолько теплой и манящей, будто никогда не встречала других мужчин до него. Будто никогда никого не хотела. Он отдал ей сердце в тот самый миг, когда увидел эту улыбку.

А потом всё развалилось. Нэд потерял всё, а потом потерял и ее. Или, может, всё было наоборот? Не важно. Важно лишь то, перестанет ли он когда-нибудь думать о ней?

Часы пробили одиннадцать, и в комнате раздался тяжелый звон курантов. Нэд заставил себя положить деревянный шарик на место и встал, направляясь к тому месту, где висели его одежды — их плотное бремя должно отражать тяжесть ответственности, которая на нем лежит.

Герцог накинул на плечи красный бархат и потянулся за своим напудренным париком, поморщившись от его нелепости. Он надевал его только по самым важным случаям. Таким, например, как сегодняшнее заседание.

Взглянув в круглое зеркало на стене и найдя, что выглядит приемлемо, Нэд жестом велел пажу распахнуть дверь и зашагал по тихим коридорам ко входу в главный зал.

Войдя внутрь, он скривился. За окнами август, и в помещениях чертовски жарко. Воздух парламента был пропитан ароматами пота и дурных духов. Окна открыты нараспашку, чтобы проникал ветерок, но это лишь усугубляло зловоние, потому что улица доносила еще и запах реки.

А дома у Нэда, в его любимом поместье, река текла прохладно и прозрачно, незапятнанная лондонской грязью. И воздух там чистый. В нем витала летняя идиллия и мечты о большем. По крайней мере так было, пока всё не разрушилось. Пока Нэд не остался один. Ведь для того, чтобы называться домом, месту не достаточно реки и зеленых холмов.

Дом требовал ее.

Нэд не мог сосредоточиться на том, что говорили лорды. Он мог думать только о том, что этим летом она опять не вернется. Два последних года и семь месяцев он посвящал ее поискам каждую свободную минуту, которую проводил вдали от Лондона.

Но ее не было во Франции. Не было в Испании, где он провел прошлое лето, выискивая знатных англичанок. Не было в Шотландии и Уэльсе. Не было даже в Бостоне, куда он приехал переполненный надеждами и уверенностью, что женщина, которую звали Голубкой — это она.

Но нет, не она. Джози исчезла, как будто и не существовала вовсе. И только когда она ушла, Нэд понял, как сильно он хочет ее в своей жизни.

Однако же сколько бы денег она не взяла с собой, рано или поздно они закончатся. Она должна будет остановиться, у нее просто не будет выбора. И тогда он использует всю свою власть и привилегии, чтобы найти ее.

Нэд проскользнул на одну из длинных скамеек и растворился среди таких же невнимательных слушателей, которые делали вид, что внимали лорду-канцлеру.

— Милорды, — гремел он, — если все дела улажены, мы можем закрыть парламентский сезон с минуты на минуту!

Зал наполнился одобрительным гулом и стуком по спинкам сидений. Нэд выдохнул и подавил желание почесать затылок под париком. Если эту штуковину тронуть, но не снять, станет только хуже.

— Так что, милорды? — продолжил канцлер. — Неужели никто из вас не хочет представить дополнительные дела для рассмотрения на текущей сессии?

Воздух прорезало воодушевляющее:

— Нет! Никаких дел!

Взрослые и важные мужчины больше походили на мальчишек, которые отчаянно искали способ прогулять урок. Почти двести напыщенных аристократов жаждут только того, чтобы побыстрее забыть друг про друга и добраться до своих любовниц.

Канцлер звучно усмехнулся. Его румяное лицо блестело от пота, когда он раскинул руки в стороны и начал радостно объявлять:

— Да будет так, милорды! По воле короля и ради удовольствия Его Величества объявляю эту сессию…

Огромные двери распахнулись, грубо прервав его речь. Все головы тут же обратились к неизвестным гостям, но не герцог Рэтленд. Он был слишком сильно занят мыслями о том, как поскорее покинуть Лондон и забыть наконец про этот проклятый парик. И ему было не важно, что происходит за пределами этих мыслей.

Лорд-канцлер взял себя в руки, прочистил горло и закончил мысль, но не так радостно, как предполагалось:

— … объявляю, что следующая парламентская сессия откроется в четверг, на седьмой день октября…

Лорды внезапно оживились и утратили к нему интерес, посылая неодобрительное хмыканье и смешки в сторону двери. Даже Нэд не удержался и взглянул туда, куда смотрели остальные. Из-за голов ничего не видно.

— Кхм-кхм! — раздраженно покашлял канцлер и удвоил свои усилия. — Следующая сессия откроется на седьмой день октября…

— Прежде чем вы закончите, милорд-канцлер, позвольте сказать! — раздался голос у двери.

Нэд замер. Его сердце остановилось, а потом подпрыгнуло и стало биться так часто, что чуть не выпрыгнуло из груди.

Эти слова были сильными и нежными, а голос, что их произнес, — красивым и… женским? Невозможно! Это что-то совершенно неуместное в Палате лордов. Сюда не допускают женщин. Нэд попробовал себя убедить, что именно поэтому он едва может дышать. Именно поэтому он вскочил на ноги в едином порыве возмущенного мужского хора.

Это не из-за самого голоса, нет. Вовсе нет.

— Что это значит? — прогремел канцлер.

И тогда Нэд увидел ее. Высокая девушка в самом красивом лавандовом платье из всех, что он когда-либо видел. Она шла по залу так, будто бывала на парламентских сессиях на регулярной основе как минимум полжизни. Будто она сама не меньше, чем министр. Будто она была чем-то большим, чем просто женщиной.

Будто она королевских кровей.

Это была она. Единственная женщина, которую Нэд когда-либо любил. И которую когда-либо так сильно ненавидел.

И он застыл на месте, не в силах на нее не смотреть.

— Признаюсь, — сказала она, с легкостью вышагивая по залу, — я боялась, что пропущу собрание вообще, но я счастлива, что смогла застать вас всех здесь до того, как вы разбежитесь в поисках… удовольствий.

Она ухмыльнулась и послала взгляд какому-то древнему графу, который покраснел и быстро отвел глаза.

— Мне сказали, — продолжила она, — что то, чего я ищу, требует парламентского акта. А вы, как я могу заметить, парламент.

И тут ее взгляд встретился с его. Так резко и неожиданно, что Нэд почти упал, словно был сражен стрелой прямо в сердце.

Ее глаза были точно такими же, как он запомнил — голубыми, словно летнее море. И всё же что-то было не так. Если раньше эти глаза были чисты и широко открыты для него, то теперь в них собирается шторм.

Господи боже, не может быть, но это и правда она.

Она здесь. Почти три года он искал ее, и вот она стоит перед ним, будто вышла прогуляться всего на пару часов.

Шок внутри Нэда боролся с гневом, но было и третье чувство, которое быстро завладело герцогом безраздельно. Отчаянное, невыносимое удовольствие разливалось теплом по его телу, потому что она здесь. И она смотрит на него.

Ему хотелось подлететь к ней, укрыть в своих объятиях и держать так близко, как никогда прежде. Унести ее подальше от чужих глаз. Вернуть ее. Начать всё заново. Целовать ее, пока им обоим не перестанет хватать воздуха.

Но всё в ее образе кричало о том, что она здесь не за этим. Она долго смотрела на Нэда немигающим взглядом, а потом глубоко вздохнула и заявила:

— Господа! Я — Джозефина Осмонд, герцогиня Рэтленд, и мне требуется развод.

2. Глава 2

Январь 1834 года
Два года, семь месяцев и пять дней назад
Поместье Хэйли

Если она не постучит — она умрет.

Вообще-то она не должна была приезжать сюда — это было безответственно сверх всякой меры. Но она приняла решение в момент невыносимой тоски, отчаянно нуждаясь хоть в каком-то контроле над своей неконтролируемой жизнью.

Если бы ей не было так чертовски холодно, она бы посмялась над безумием этой мысли — вернуть контроль. Ха! Как будто она когда-то что-то контролировала. Единственное, что могла сделать Джозефина Осмонд, герцогиня Рэтленд, это от души проклясть свое идиотское решение приехать сюда под ледяным январским дождем.

С другой стороны, она просто приехала домой, ведь Хэйли — особняк герцога Рэтленда, а она — его герцогиня. Хозяйка этого места. Но самовнушение не сработало, потому что Джози точно знала, что титул не давал ей прав. Она тут была просто нежеланной гостье.

Дождь вперемешку со снегом усилился, грозя поглотить ее с головой. Джози смотрела на массивную дверь, обдумывая следующий шаг. На дворе глубокая ночь, и слуги наверняка уже спят, но у нее не выбора — придется кого-то разбудить. Снаружи оставаться опасно. На таком холоде недалеко и умереть до наступления утра.

Она приложила руку к животу. Оставаться снаружи нельзя, потому что умрет не только она. Они оба умрут.

Вспышка боли пронзила ее тело, но быстро утихла, и Джози, затаив дыхание, схватилась за кованный кнокер. Стук прозвучал так зловеще, что ее накрыла волна беспокойства. А если никто не ответит? Что, если она проделала этот путь только для того, чтобы приехать в пустой дом?

Но беспокойство оказалось напрасными. Дверь открыл молодой лакей в надетой наспех черной ливрее и с красными глазами, которые озарились любопытством в тот же миг, когда он увидел Джози.

Прежде, чем он успел заговорить или отгородиться от нее, Джози шагнула вперед, держась одной рукой за свой выступающий живот, а другой — за дверной косяк.

— Мне нужно увидеть…

Она не успела произнести имя мужа, потому что согнулась пополам от нового приступа боли. Что происходит?

Слуга всё понял, и его взгляд стал виноватым.