— Разговор, — понимающе усмехнулся он. — И когда ты предлагаешь нам его провести?
Он видел, как она сглотнула и поёжилась под его пристальным взглядом.
— Когда ты в своём перегруженном рабочем графике отыщешь на меня время.
От него не ускользнуло незамеченным, как она выделила слово «рабочем».
Он посчитал ниже своей гордости выспрашивать, что она этим хотела сказать. Но не думать об этом не мог даже когда после работы ехал по уже привычному с недавнего времени маршруту.
Все эти бабские штучки.
Походы к психологам, воспитание чувств.
А потом тайны, секреты, намёки, недомолвки, мать их растак…
И ты пытайся потом разгадать, что всё это значит.
Марат выбрался из авто, подошёл к крыльцу и вдавил кнопку звонка.
Дверь отворилась.
И как бы он ни пытался бежать от своих мыслей, всё-таки понимал — ему действительно нужно было увидеться с ней.
Сейчас это важно. И, наверное, даже правильно.
— Привет. Я ненадолго.
Она улыбнулась и распахнула дверь шире, приглашая войти:
— Марат, я тебя никуда не гоню. И всегда тебе рада. Входи.
9. Глава 9
— Расскажи поподробнее, — предложила она. — Если можешь, конечно.
Не хотела настаивать. Он чуял и понимал, что ей хотелось, может быть, даже требовалось знать больше. В конце концов, он не исключал, что она действительно хотела помочь. Но понимал, что изливать перед ней душу он всё же не станет.
Не такой он человек. Никогда не был таким. И со временем этому так и не научился.
Марат сидел на диване, откинувшись на высокую спинку и уставившись пустым взглядом в потолок.
— Не умею я откровенничать. И ты это знаешь. Никогда не умел.
— И изменять себе не собираешься, — подхватила она, и в её тихом голосе сквозила улыбка. — Наверное, я даже в чём-то тебя понимаю. Но если бы ты мне чуть больше доверился, возможно, я смогла бы помочь.
Ну да. Вон у них сколько помощи было за всё это время. Им с Миленой честно пытались помочь. И все посторонние попытки обычно сводились к тому, что он чувствовал себя какой-то подопытной крысой.
А та чёртова «терапевтическая переписка», кажется, стала последней каплей в этих экспериментах. Всё, что жена не смогла до него донести, осело на электронных страницах.
«Это эффективный вид терапии», — говорили они.
«Это поможет», — говорили они.
Помогло. Помогло сообразить, что его жена давно не видела в нём ничего, что когда-то её привлекало. Вместо этого лелеяла какие-то свои потаённые фантазии.
И он представить себе не мог, как стал бы рассказывать обо всём этом.
— Ты утверждаешь, что обсуждать подобное… Что в этом нет ничего такого. Я так… — он непроизвольно сглотнул, — не чувствую. Сейчас мне это не кажется правильным.
— Почему?
Чёрт, ну что за идиотский вопрос? Начать хотя бы с того, что невзирая на весь свой гнев, сейчас, поостыв, он ощущал определённую долю вины за содеянное. Но признаваться в этом тоже не собирался.
Поэтому вслух он так ничего и не сказал, только выдохнул.
Но если бы смог, он сказал бы.
Она не видит меня. Я ей не нужен. Но признаться в этом боится. Прикрывается всеми этими походами по психологам. Попытками склеить то, что ремонту не поддаётся.
И считает его виноватым. Наверняка считает его виноватым.
— Она живёт со мной из-за сына. Жила по крайней мере. Сейчас, я уверен, она будет рада разводу.
— Ты всерьёз думаешь, что Милена хочет с тобой развестись? Марат, почему ты так в этом уверен?
Он прикрыл глаза, уже жалея о том, что вообще завёл этот непростой разговор.
