Медленно появилась из гостиной обессиленная. Мужчина сидел в углу, как она его и оставила. Держался за подоконник, не в силах подняться и встать. Лупал глазами, дышал окровавленным ртом.
Ксения замерла на секунду, глядя на него. Повернулась к выходу. У двери на лестницу прислушалась, вышла.
Не торопясь, спускалась вниз, тело поводило из стороны в сторону. Коснулась языком окровавленной губы, кровь больше не проступила. Сами губы были сухими, обветренными. Ее контуры растворились в темноте перед самым выходом из подъезда. Ослепляя, в сумрак ворвался солнечный свет. Предметы постепенно принимали свои очертания. Девочка сидела на лавочке и, увидев ее, встала. Карусельное сиденье, не в пример мягче подхватив Ксению, завершило круговой объезд, доставив в то место, где они сошлись минуты назад. Ксения протянула девочке руку, та взялась за нее.
Ну и зачем, Ксения, вы увели ребенка? – прервал ее мысли оперативник в патрульной машине.
– Я? – Ксения обозначила жестом у головы, насколько ей позволяли наручники. – Вам что-то там показалось…
– Нам всем показалось? – спросил оперативник.
Воспоминания унесли ее вновь. Они шли с девочкой по тихой улице рука об руку.
– Грустно? – спросила Ксения, заметив задумчивость той.
– Не знаю.
Какое-то время шли молча.
– Не знаешь, что чувствуешь? – понимание и сочувствие звучало в голосе Ксении.
– Мама будет ругать.
– Часто ругает?
Девочка грустно кивнула. Ксения продолжала расспрашивать без напора и явной заинтересованности:
– За что?
Та пожала плечами:
– Когда плачу…
– Почему?
– Все нервы ей вымотала, – грустно и тихо ответила девочка.
– Почему – плачешь?
Та раздумывала над ответом, поделилась:
– Когда больно…
– Не плакать? – удивление прибавилось к голосу Ксении.
С чуть возросшим воодушевлением девочка продолжала:
– Когда обижают…
– Когда обижают… – еще большее удивление. – А папа?
Воодушевление девочки спало, та потупилась. С безразличием, будто и сама так считает, ответила:
– Говорит, сама виновата… – на этих словах детский голос дрогнул, – и больше гулять не пойду.
Ксения изучала ее понимающим взглядом.
– Будто преступница – ты, а не тот, кто обидел?
Та кивнула и с секунду шла, обдумывая. Детское личико тронули переживания. Ксения наблюдала за ней, констатируя:
– И должна быть еще донаказана?
Та остановилась совсем, и по лицу потекли слезы. Ксения присела рядом, раскрыв объятия. Девочка подалась, утыкаясь в плечо и всхлипывая.
– Тут, да, – плакать, – согласилась Ксения.
Та горестно рыдала в плечо ей, отстраняясь и рассказывая, утыкаясь обратно и снова плача. Временами отступала на шаг и сгибалась в наклоне, будто помогая исходить горю. Так продолжалось, пока рядом не остановилась незнакомая женщина преклонного возраста.
– Такая большая и плачешь… – то ли уговаривающе, то ли осуждающе начала.
– Завали рубало и двигай, – едва взглянув на нее и кивнув по ходу движения, беззлобно, если не с нежностью, сказала ей Ксения.
Неодобряюще покачав головой, та отправилась своею дорогой. Девочка, перестав плакать, глядела на происходящее с интересом, не без доверия прислонившись к Ксении. Пару секунд та подбирала слова.
– Если маме с папой некогда… Или их раздражает… Не обязательно с ними делиться.
– Нет?
– Зачем? Если им все равно? Но есть один человек – он всегда поможет тебе.
– Кто?
Ксения вгляделась в ее личико, мягко заправляя за ухо прядь волос.
– Познакомить вас?
