Неизвестные стали меняться. Один занимал место другого, переносясь со скоростью, так что невозможно было распознать, кто из них кто и где находится. Шёпот потянулся от стен по полу, задвигался. Сен-Жермен оглядывался, пытаясь поймать источник, а затем посмотрел на Неизвестных и заметил, как искривляются их девять ртов. В шёпоте узнавались языки, коими человечество владело во все эпохи существования: язык Ахурамазды, арамейский, санскрит – вперемешку. Тьма смеялась.
Он поражённо взирал на идеально прямую спину Мелькарта. Тот стоял впереди, и алхимик не мог видеть, что творилось у мужчины с лицом. Со слепого глаза сошла былая пелена, кровь заполонила внутренность. Мелькарт не моргал: не слышал зов плоти о помощи, не чувствовал боли. Тело играло роль пристанища освобождённого, обнажившего всю полноту своей мощи сознания. И какими бы средствами ни пользовались Неизвестные, оно отражало любую атаку. Разум Мелькарта было слишком велик для них.
Напряжения накопилось столько, что шёпот перерос в громкий ультразвук. Сен-Жермен схватился за уши в страхе, что ему вот-вот разорвёт перепонки.
Мелькарт перекинул Жезл в другую руку и, ударив им о плиты, резко присел на одно колено. Свет пылающей сферы молниеносно прокатился по залу. Исчез ультразвук, стих шёпот. Сен-Жермен зажмурился, а когда открыл глаза, бессмертных уже не было.
Там, где они только что стояли, зияли пятна: смертоносные лучи Жезла полностью уничтожили богов, не оставив победителю даже останков. Мелькарт сидел на полу, опустив голову. Способность воспринимать окружающее, наконец, возвратилась к нему, и мужчина почувствовал себя опустошённым. Как будто сквозь него пропустили электрический ток. По щеке скатилась слеза. Мелькарт осторожно вытер её и взглянул на влажные пальцы – кожа измазалась кровью. Правый глаз жутко болел.
Опираясь на Жезл, Мелькарт с трудом поднялся. Результат деяний не просто ошеломлял – он едва верил, что выжил и исполнил предначертанное, совершил очередной шаг к своей цели.
Девять выжженных на полу пятен, девять разрушенных тронов.
Тьма удалилась из зала, с позором обратившись в бегство.
Верховный Орден навеки прекратил своё существование.
Никому в тот день не открылось, что Мелькарт почти не держался на ногах, был слишком уязвим, а все мысли занимали боль и усталость, поэтому он без зазрения совести, без упоминаний о чести и бесчестии, без сомнений и сострадания обеспечил единственному оставшемуся в живых противнику скорую кончину. Чуть позже Мелькарт подумает, что мстить человеку, пока тот лежит в полубессознательном состоянии, неправильно – он любил, когда враги умирали с оружием в руках. Однако утешил себя тем, что Сен-Жермен не преминул бы возможностью расправиться с ним самим.
Он велел сравнять замок с землёй сразу же, как только выбрался наружу. Зал Совета вместе с огромными впечатляющими статуями, мраморными колоннами и горгульями сгинули под обломками, не став ни достоянием человечества, ни предметом памяти. Мелькарт знал, что своим поступком подвёл черту. Уходила прежняя эра, изжившая себя, обезумевшая от несовершенства.
Он не замечал, что полностью вымазан в крови, пока из-за Альп не прорезался солнечный свет, напоминая, сколько жизней легло и ещё должно лечь в угоду необходимости перемен, а может быть, прихоти.
