Читать онлайн Александр Калинин - К северу от первой парты

Все персонажи являются вымышленными и любое совпадение с реальными людьми случайно. События тоже вымышлены. Все даты перепутали историки. И вообще, все ложь и брехня, сделанная по заказу рептилоидов. Перед прочтением рекомендуется сжечь.

На дворе стояли уже не первые послевоенные годы, и у властей, наконец, появилась возможность всерьез взяться за восстановление системы советского образования…

– …но ты не переживай. Ты справишься! Ты же гордость всего поселка! Они там того… – Семеныч запнулся подыскивая нужное слово, и оного не найдя перешел к следующей мысли. – Ты только вот чего. Коли будут тебя в райцентр звать – не соглашайся. Куда же мы без тебя?! Никак тебе нельзя в райцентр. —

Матвей энтузиазма старосты не разделял. Он и впрямь был самым образованным человеком в поселке. Ну или так, – он был единственным во всем Березовске, кому удалось начать и закончить обучение в советской школе. И вот это-то образование и нагоняло на него ныне тоску. Прямо сейчас он на практике уподобился древнему иудейскому царю, всеми потрохами ощущая, как таятся многие печали в его довольно ограниченных знаниях.

Матвей приблизительно представлял, какой должна быть школа. Что-то на личном опыте, что-то по рассказам. Но главное, он понимал, что один человек не должен быть учителем русского языка, истории, математики и всех остальных предметов одновременно. И приезжающая из Москвы комиссия вряд ли будет в восторге от того, что в Березовске учитель как раз таки один. И, кстати, не отличник учебы, вопреки тому, что он привык рассказывать местным…

Впрочем, деваться все равно было некуда. Комиссия – не зарплата, приходит точно в срок. Москва не поскупилась, и в заявленный день, в поселок Березовск прибыл отборный десант маститых столичных педагогов, отправленных исследовать состояние образования в глубинке. И кого тут только не было, и химики, и физруки, и литераторы, и политинформаторы, все как один со стажем и наградами. И все против одного-единственного Матвея.

Со своей стороны, комиссии тоже приходилось несладко. Члены ее заметно оторвались от трудящихся масс. В своих златокупленных и твердокаменных столицах они расслабились и позабыли, каково оно, за пределами Москвы. Потеряли связь с народом…

Народ же, тем временем, пребывал в полной боевой готовности. И к встрече дорогих гостей подготовился основательно.

Так что путь к местной школе выдался у москвичей воистину тернистым. Для начала им пришлось пережить экскурсию в передовой сельский свинарник. Потом принять участие в торжественном партийном собрании. И, наконец, в финале – выжить в мясорубке деревенского праздничного стола.

К первому уроку столичные мэтры не встали. Сила их воли была велика, но не настолько, чтобы тягаться с похмельем от лучшего самогона Семеныча. Ко второму тоже.

Матвей уже даже понадеялся, что и вовсе не придут. Но для настоящего советского человека Долг – не пустой звук. Ради Просвещения, мэтры были готовы на жертвы. Они нырнули в ледяные пучины местной речки, с содроганием тяпнули по стопке вчерашнего самогона и прочитали все мантры с молитвами Марксу и Энгельсу. И силы вернулись-таки к ним! Аккурат к последнему уроку математики.

Следуя заведенным в столице традициям, комиссия разместилась в противоположном от учителя конце помещения. Как назло, адаптированный под нужды образования сарай имел в этой своей части естественное возвышение. И комиссия, волею безымянных сельских строителей взирала на происходящее не только с высот своих бесконечных познаний, но и высот вполне себе обыденных, земных. При взгляде на эти строгие, монументальные фигуры генетическая память Матвея, вне всякого сомнения, воспроизвела образ то ли Тройки, то ли Троицы. Не суть, – коленки все равно дрожали.

Матвей старался изо всех. Причем старался он, в первую очередь не глядеть на жутких гостей и, только во вторую – провести урок как можно лучше. Благо тема попалась не сложная – сложение дробей, и Матвей мог блеснуть. Он лихо показал, как складываются дроби с разными знаменателями. Сначала складываешь числители, потом знаменатели. И вот вам результат. Ученики не подвели, и решали примеры без проблем.

Лишь раз Матвей все-таки дал слабину. Не удержался, и украдкой бросил взгляд на комиссию. Самогон тому виной, социалистическая выдержка, богатый жизненный опыт или иное какое чудо, но единственным признаком жизни лучших педагогических умов СССР были странные конвульсии, время от времени сотрясавшие тела москвичей.

И только когда дети разошлись по домам, Матвей узнал кое-что новое про сложение дробей…

Члены комиссии были шокированы всем увиденным, сокрушены всем выпитым, потрясены всем народным. Они даже не отстранили Матвея. И не только потому что некем, но еще и потому, что нужно было как-то все это переварить.

На следующий день, посиневшие, но все еще живые члены комиссии снова пришли на урок. Казалось бы, все уже было понятно и после первого посещения, но командировка-то была выписана на несколько дней. Единственное, что интересовало уважаемых товарищей помимо скорейшего возвращения домой, это вялое любопытство на тему того, как будет выкручиваться сельский учитель из сложившейся ситуации

Любому человеку сложно признавать свои ошибки. Учителю – тем паче. А уж если ошибки эти элементарные, то и вовсе – кошмар. А не признаться тоже никак. Комиссия-то – вот она, снова на заднем ряду.

Но вот что отличает хорошего учителя от плохого. Хороший учитель может ошибиться в деталях, потому что он прав в главном. Он сохраняет дух образования, тот самый его истинный свет, что рассеивает тьму неучения. И хотя комиссия этого еще не знала, как не знал и председатель сельсовета, да наверное, и сам Матвей – он был настоящим учителем!

С совершенно каменным спокойствием Матвей вышел к своим ученикам. Ни один мускул не дрогнул на его лице, когда ученики успешно складывали дроби на доске, согласно его давешним наставлениям. И лишь когда материал закрепили, Учитель совершил ход конем.

– Вот так, товарищи, – он торжествующе оглядел класс, – именно так складывали дроби до революции…

Юные товарищи еще не до конца понимали, что это означает. А вот на лицах товарищей старых в рекордные сроки отразился чуть ли не весь спектр радуги. В один и тот же момент они ухитрились побледнеть и покраснеть, посереть и побагроветь.

Матвей же продолжал, – Но товарищ Ленин и коммунистическая партия развенчали эту глупость. Она научили нас…

Во всем виноваты бороды! Именно их совместные козни толкнули трепещущего вьюношу в объятья педагогики.

Первая борода принадлежала мудрому волшебнику Гендальфу, страницы с похождениями которого были зачитаны вьюношей до дыр и заляпаны крошками вплоть до изменения цвета, фактуры и молекулярной толщины.

Чуть позже к старому магу присоединились бороды из реального мира. Принадлежали они учителям школы при институте философии и богословия, куда попал вьюноша в конце 90-х годов.

Бороды были прекрасны. Проклюнулись они на диссидентских кухнях 70-х, выросли в щедро удобренных тюрьмах и колониях 80-х и заколосились в свободные 90-е (в те далекие годы судимость по факту еще не препятствовала педагогической деятельности).

А еще они были увлечены прекрасным. К религии относились с Булгаковской нежностью. К истории, философии и политике – с неослабевающим интересом, коим щедро делились с поколением Pepsi. И даже будучи тяжело потрепаны спирт-роялем, бороды не переставали излучать тепло и благодать.

Вьюноша, доселе в ученической своей жизни сталкивался, главным образом, с бронированными советскими учительницами Бэлами, Эрами и Зинами. И антидота к бородатому обаянию не имел, а, следовательно, влюбился, решительно и бесповоротно.

И в сердце его зажглась мечта стать волшебником. Точнее диссидентом. Точнее бородатым учителем. А ведь мечты имеют свойство сбываться!

Грудь Зинаиды Гранитовны подавляла. Была она воистину фундаментальна! Увидь ее щуплые Рубенсовские красотки – удавились бы от зависти! Ну и, справедливости ради, – коли есть такой весомый аргумент, то грех им не пользоваться. Вот Гранитовна и пользовалась.

Идет, скажем, неосторожный вьюноша по коридору, и тут раз, выкатывается, откуда не возьмись Администрация, преграждает путь и прет в атаку. Грудью вперед, ни шагу назад, – в лучших традициях советской армии! Задавить врага! Или как минимум, деморализовать до икоты. Тут не то, что молодой историк, – любой немецкий ас отвернул бы.

Да вот только куда? Гранитовна умело загоняла жертву в глухой угол, отрезала любые пути к отступлению и затем уверенно подавляла последние очаги сопротивления. И ведь не готовят к такому в университетах…

Попытки уйти в глухую обороны помогали слабо. Закрыться от наступающего противника глубокими траншеями документов. Воспользоваться звонком для совершения стремительного отходного маневра. Дезориентировать неприятеля диверсионными группами сочувствующих школьников. Все это – временные меры. Остановить наступающую грудь они не могли, разве что ненадолго задержать ее победоносное шествие.

Историк, покопавшись в своих куцых книжных познаниях, попытался сменить тактику и воспользоваться военным опытом народов Востока. Он стал незаметен как японский ниндзя. Незримой тенью растворялся он на переменах. Мимо места дислокации вражеской груди (кабинет напротив центральной лестницы) проскакивал стремительно как монгольская конница. Как вьетнамский партизан сливался с окружающей местностью в мужском туалете.

Не помогало… Даже напротив, все эти жалкие ухищрения лишь злили Администрацию. Все они доказывали ровно одно, противник – и не мужчина вовсе. А на кой черт нужен школе мужчина, если он не мужчина!? Правильно – не нужен!

Война шла не один год, и тихонечко уже катилась к позорной капитуляции, когда внезапно произошла битва у компьютерного класса.

Как Гранитовну, не признававшую существования компьютеров занесло в эту часть школы, истории не известно. Но вот занесло. И здесь, обнаружив неприятеля, она сразу же загромыхала, развернула орудия и пошла в атаку. Но вот только момент был неподходящий. Все та же история стыдливо умалчивает, чье присутствие вызвало в историке готовность биться до конца, но ведь вызвало! Вьюноша пошел на прямое «грудовое» столкновение…

Натуралисты наблюдавшие поведение молодого учителя во время его встреч с Гранитовной, отмечали обычно следующие реакции. Втянутая в панцирь голова и гробовое молчание, изредка разбавленное коротким признанием своей безбрежной вины или формальными извинениями. Добавить к тому приваренный к полу взгляд, и выйдет вылитая статуя жертвам первой мировой войны в Мехелене.

Тем удивительнее было произошедшее в компьютерном классе. Вьюноша неожиданно не стал отступать. Напротив, твердо шагнул навстречу Гранитовне. Да так, что от физического столкновения набычившихся педагогов разделили жалкие микроны. И взгляд молодой учитель не отвел. Наконец, впервые за долгое их знакомство, он осмелился прервать словесный поток неприятеля.

– Никогда, и ни при каких обстоятельствах не говорите мне ни-чего. Если есть что-то по работе – в письменной форме. –

Уже занесенная было для решительного удара, грудь замерла. Немного помедлив, Гранитовна все же оставила за собой последнее слово. – Вот раньше бы так…! – сказала она неожиданно мягко и отступила. И открыто больше историка не атаковала.