Приходил старший брат, и молча уводил меня. А этих девушек я больше не видел. Вместо них периодически появлялись другие. Я быстро к этому привык и потом, заслышав веселое хихиканье на крыльце, уже самостоятельно убирался в свою комнату. Мне еще рано общаться с шалавами. Что такое «шалавы» я тогда не знал, однако действительно не возникало никакого желания разговаривать с незнакомками.
Повзрослев, я узнал значение этих слов и подивился тому, как точно детский мозг интуитивно считал их неприятными. Отца к тому моменту я уже не боялся, а просто ненавидел. И, постигая значение слова «дрянь», возненавидел еще больше. Как можно так отозваться о человеке? О женщине, которая пошла с тобой к алтарю, родила тебе двоих сыновей, и долгие годы покорно сносила все твои издевательства?!
Но об этом я подумаю только через несколько лет. Пока же я сжался, а отец велел мне больше не вспоминать о матери и убираться спать. Я вышел в коридор, и тут же меня осторожно взял за плечо брат, повел в мою комнату. Там он усадил меня на кровать, сел рядом и заглянул в глаза.
– Запомни одно, Дан. Наша мама – самая лучшая на свете. И она бы никогда не оставила нас с тобой, если бы это было возможно.
Я обнял Валентина и разревелся. Мне вдруг стало настолько тоскливо, грустно, такая обреченность поселилась где-то внутри. Были еще какие-то чувства, которые я по малолетству не мог идентифицировать. Но однозначно понял, что мне очень плохо морально после слов отца. А вот брат смог сделать немного легче. Ровно настолько, чтобы я смог выплакать эту первую боль.
Поражаюсь этому удивительному качеству Вэла даже годы спустя! Ведь он ненамного меня старше: нас разделяют всего пять лет. Но даже в совсем юном возрасте брат всегда умудрялся находить нужные слова и совершать правильные действия. Наверное потому, что делал все всегда от чистого сердца. Или потому что был музыкантом? Если приучишь себя не фальшивить, будешь делать это всегда, а не только когда играешь на инструменте.
Валентин тогда помог мне справиться со страхом и болью. Но не с любопытством. Я продолжал думать о вопросах, на которые мне никто не собирался отвечать. Поэтому я долго терзался ими самостоятельно, а потом все же решился узнать то, что волновало меня больше всего, стало едва ли не манией. Повзрослев, я себя, маленького, не осуждаю. Каждому хочется знать, откуда он, кто его близкие, какие они. Человеку важно знать свое прошлое, чтобы он мог творить настоящее и будущее.
Так получилось, что мне досталась замечательная способность, телепатия. На Власте люди, которые умели читать чужие мысли, не были редкостью – несмотря на то, что наш энергетический потенциал оказался гораздо скромнее, чем у предков. Но гораздо внушительнее, чем у других гуманоидов. Поэтому мы могли больше, чем другие. Могли творить настоящие чудеса и обладали способностями, которые для остальных являются сверхъестественными.
И хоть телепатов на планете было много, виртуозно владели этой способностью не все. А уж интуитивно – и подавно. Виртуозности я добился позднее, упорно развивая свой дар, посвящая часы и даже сутки тренировкам. Но интуитивно мог пользоваться им еще даже тогда, когда не знал, как он называется.
Отец и брат телепатией не владели и потому стали моими первыми «объектами» для испытаний. Правда, Вэл быстро догадался, что я владею телепатией – у него был нюх на дары. Он впоследствии даже своеобразную коллекцию редких способностей собрал. И именно Валентин объяснил мне, каким даром я обладаю. А также предостерег от постоянного его использования: оказывается, людям не нравится, когда их мысли читают. Поэтому я старался не злоупотреблять своей способностью. Папеньке же мы о ней ничего не сказали – обойдется.
