В последний день её беззаботного детства вместе деревенскими ребятишками забрела довольно далеко, повезло найти поляну, густо усеянную лисичками. Крикнула подругам и стала собирать грибы. Девочки то ли не услышали, то ли нашли что поинтереснее, не вернулись. Наполнив лукошко, Бель кинулась догонять своих и заплутала. Заросшая тропа вывела её к охотничьему домику, куда время от времени наведывались столичные гости. Ходить в эти места деревенские остерегались. Белетте стоило повернуть назад, обойти царские владения, но она захотела проскочить напрямик, так путь к дому был короче.
Свернув за угол, увидела расположившуюся на лужайке компанию и замерла в нерешительности. Здесь были парни чуть постарше самой Белетты. Кто-то сидел в тени, кто-то растянулся прямо на земле, четверо боролись в стороне. Из юношеской стайки выделялся человек лет двадцати — коротко стриженный, румяный, с нежной, не тронутой бритвой кожей. Именно этот человек, стоявший около столетнего дуба, указал на Бель и объявил:
— А вот и добыча! — голос был звонким, высоким и, хотя говоривший оделся в мужской костюм, плечи его были широкими, а грудь плоской, Белетте показалось, что это женщина. Девочка попятилась, но звонкоголосый незнакомец указал на неё и крикнул: — Приведите эту обезьянку!
Бель уронила корзину и бросилась бежать, но её быстро настигли, поволокли обратно. Даже в тот момент, когда ноги давили рассыпавшиеся по траве грибы, а выкрученные назад руки жутко болели, она испугалась не сильно. Не могла предположить, что её ждёт.
Старший, которого все называли Шавкой — так ей послышалось, приказал раздеть «обезьянку». Парни со смехом стали сдирать с Белетты сарафан, нижнюю рубаху, чулочки. Она сопротивлялась отчаянно: царапалась, кусалась, пинала ногами куда ни придётся, но только разозлила пятерых мальчишек, которые были старше, упитанней, сильнее.
Остальная компания, поддерживала злодеев советами, кто-то отпускал шуточки, кто-то хохотал.
И вот нагая девочка почти висит в руках раскрасневшихся парней, едва касаясь земли пальцами ног. Она поскуливает, глотает слёзы, не в силах вымолвить ни слова. Шавка подходит ближе, осматривает тщедушное тельце, брезгливо дёргая подбородком, и объявляет:
— Учитесь! Вот как надо обращаться с деви´цами!
Что происходило дальше, Бель помнила плохо. Шавка трогала её за чувствительные места, оглаживала, пошлёпывала, тискала и, кажется, получала от этого удовольствие. Парни реагировали по-разному. Некоторые пытались повторять за учительницей, кто-то смущённо отошёл в сторону, но не смотреть не мог. Девочка воспринимала происходящее сквозь кровавую пелену и ничего не соображала. Уже значительно позже, года через три, она смогла более-менее восстановить картинку. А рассказывать о том случае ещё долго не решалась никому.
Дело могло зайти далеко. Шавка не собиралась останавливаться, её жадные пальцы искали самого сокровенного, но к счастью за деревенскую девчонку вступились. Это был один из тех, кто боролся в стороне. Он так и не подошел ближе. Крикнул издали:
— Шавка! Отпусти её!
Истязательница на миг застыла, потом повернулась к говорившему и спросила:
— Тебе жаль обезьянку?
— Отпусти! Мать не велит обижать деревенских.
Шавка стиснула челюсти, громко и протяжно выдохнула, повернулась к Белетте и приподняла её личико за подбородок:
— Риана так добра… меня просто тошнит от её доброты. Иди! У тебя три секунды, чтобы убраться!
