– Врёшь, – с замирающим сердцем едва выдохнула Жоржетта. – Ты страдал без меня? – с искренним участием спросила она.
– Конечно, – вдохновенно ответил Мишель, – как же я мог не страдать?
– Врёшь, негодяй! – Жоржетте показалось, что она уловила в его голосе скрытую насмешку.
– Я не знал, что мне делать, как жить без тебя…
– Ты не можешь жить без меня?
– Не могу. Потому и оказался здесь.
– Обманщик… Ты думал обо мне?
– Каждую минуту.
– Врёшь, изменник. Лжец, ты думал только о том, чтобы заполучить приданое Генриетты.
– Да, но любил только тебя, одну тебя.
– И потому ты вернулся ко мне? Потому?
– Конечно. Я вернулся, потому что наш брак заключён на небесах.
– Ах, ты ещё издеваешься надо мной! На небесах ты со мной, а на земле ты с… – Жоржетта запнулась, не желая даже произносить имя соперницы, – со всеми своими… Вон их сколько у тебя! Отвечай: ты любишь меня?! Отвечай немедленно!
– Люблю.
– Больше всего на свете?
– Больше всего на свете.
– Поклянись!
– Клянусь.
– Ну, если ты врешь… Если ты врёшь… Я не знаю, что сделаю с тобой! Какое наказание тебе придумаю… Все муки ада покажутся тебе ничем в сравнении с казнями, которыми я казню тебя, негодяя, если ты вздумаешь, изменщик, ещё раз сбежать от меня… Ты страдал без меня? – продолжала Жоржетта.
– Да.
– И согласен бежать со мной в Америку, как Манон и де Грие?
– Конечно.
– И теперь ты умоляешь меня простить тебя?
– Да.
– Я не прощу тебя никогда… – покачала головой Жоржетта, возносясь на вершину счастья. – И ни за что. Ты самый гадкий негодник. Ты – чудовище. Ты – страшный, ужасный преступник. Я тебя ненавижу и ты достоин самой жестокой казни, если вздумаешь ещё раз скрыться от меня. Ты меня любишь?
– Да.
– Как тогда в парке, когда целовал меня под нашей липой?
– Да.
– Ты меня любишь больше всего на свете?
Мишель, поняв, что этот допрос не прекратится никогда, сбросил с себя простыню и на деле совершенно искренне и очень убедительно, а главное умело, подтвердил то, что не совсем убедительно доказывал перед этим на словах.
Жоржетта поверила оправданиям и уверениям Мишеля – известно, что женщины очень доверчивы и мужчине легко убедить даже самую подозрительную и осторожную из них в том, что он любит её, только её и именно «больше всего на свете».
Грозясь задушить Мишеля своими руками, обречь его на отрубание головы, Жоржетта несколько преувеличивала. Она знала, что Мишель нужен ей живой. И не просто живой, а весёлый, беспечный, неотразимый. Пусть даже слегка поглядывающий на сторону. Это немножко льстит, когда другие женщины млеют от его взглядов. Но поглядывающий, а не пропадающий на полгода. Все они, мужчины, таковы. Всех их нужно держать на поводке. Вижены – старая карга и её дура внучка – хотели накинуть на Мишеля золотой поводок. Но он обвёл их вокруг пальца и вернулся к ней, Жоржетте. А ведь у неё нет ничего, кроме разваливающегося, никому уже не нужного замка и кое-каких ничтожных доходов, едва позволяющих сводить концы с концами. «Но у меня есть кое-что получше, чем золото и деньги. У меня есть я сама», – думала Жоржетта.
Она поудобнее устроилась рядом с Мишелем и потребовала самым строгим тоном:
– А теперь рассказывай всё.
– Что всё?
– Всё-всё. Каждый свой шаг. Во-первых, почему ты, негодяй, удрал от меня?
– Когда?
– Когда?! Подлец! После нашей первой ночи! Испугался, что я потащу тебя венчаться?
– Ну что ты! Просто ты была так хороша, так восхитительна, тогда, в нашу первую ночь, что я понял – ты самая прекрасная женщина в мире и я не смогу жить без тебя.
