Часть вторая Прислониться, лечь
ДЕСЯТЬ ДНЕЙ мы с мужем Робом метались между празднованием Хануки на Лонг-Айленде, Рождеством в бревенчатом домике в Нью-Джерси и новогодней вечеринкой под Филадельфией, завершая то, что мы ласково называем "дипломатическим туром", в рамках которого мы проводим короткие периоды на Восточном побережье, навещая всех родственников, живущих в трехгорной зоне Нью-Йорка. В промежутках мы пытались уместить в чемоданы по три месяца громоздкой одежды, чтобы отправиться в глобальное турне по зимним чудесам. Я изучала культурные подходы и стратегии принятия сезона, брала интервью у экспертов по зиме и писала. Роб будет сопровождать меня в поисках приключений, понимания, а также следить за тем, чтобы я высыпалась в перерывах между написанием статей и исследовательскими экскурсиями.
Как обычно, защита Роба от дремоты оказалась бесценной. Завершив дипломатический тур, мы начали наше путешествие в Копенгагене, родине hygge и международной столице зимнего уюта, и я приехала совершенно измотанной. Переезды, безумие праздников и стресс, связанный с подготовкой к поездке, выжали из меня все силы. Вдобавок к серьезной джетлаге я потеряла два с половиной часа светового дня: в Нью-Йорке солнце встает в семь утра и садится около пяти вечера, а в Копенгагене оно встает после восьми тридцати и садится до четырех. Даже в светлое время суток я клинически сонный человек. Но смена часовых поясов, темнота и послепраздничное истощение наложили на меня глубокую усталость. Несколько дней я провела в кровати, заваленной одеялами, забившись в угол очень розовой спальни на Airbnb, и едва могла открыть глаза. Я не просто спала в нечетные часы, я спала очень много. Двенадцатичасовая ночь казалась мне дремотой, и без особых усилий я могла проспать четырнадцать часов. Даже после того, как мой джетлаг прошел и я вернулся к полунормальному графику, бледный моросящий дождь Копенгагена не давал мне избавиться от усталости. Я исследовал городские кафе при свечах, посетил Датский музей дизайна и прогулялся по конфетной гавани, но проводил в постели по много часов в день.
После восьми ночей, проведенных в Копенгагене, мы с Робом вернулись в Тромсё в середине января, спустя восемь лет после того, как я там жила. Мы перешли от коротких серых дней Копенгагена к полной полярной ночи в Тромсё. Это было то время года, когда в Тромсё солнце никогда не встает, но вы чувствуете, как оно задерживается. В ясные дни с десяти утра до двух тридцати вечера небо окрашивалось в цвета восхода и заката; в часы скобок этот рассеянный свет был темно-синим. И все же около шестнадцати часов в сутки была настоящая ночь. Я наслаждался мирной темнотой и голубым временем полярной ночи, но мне так хотелось спать. Я долго дремал после обеда, а через несколько часов ложился в постель. Я отказался от своей привычки тщательно регулировать потребление кофеина, выпивая несколько чашек далеко за пределами времени, которое обычно провоцирует бессонницу. В Тромсё темнота и кофеин, казалось, отрицали друг друга; я без проблем засыпал. Кофе помогал, особенно когда я садился писать после обеда и чувствовал, что веки тяжелеют.
