разобравшись, и разорвать. Мои знакомые
все удивляются, как это у меня два кобеля
вместе живут! Вот же, выдрессировала, – с
гордостью говорит Адель.
Мячик я уже не бросаю собакам. Но мне
их жалко. Они скучают, ничем не занятые.
Никто с ними не играет. И хозяйка кричит
на них, когда они начинают бегать по за-
снеженным газонам. Бесцельное существо-
вание. Только кормежка три раза в день.
Я не выдерживаю и, пока хозяева па-
рятся в бане, бросаю каждому псу по па-
лочке, взятой в дровнике. Псы не сразу
понимают, что им надо делать. А потом
носятся остервенело по двору, заливаясь
счастливым лаем. Палочки раздроблены в
пыль. И мне не надо заметать следы моего
самоуправства.
Моя жалость к собакам вышла боком.
Мой пример оказался заразителен. Гордик,
более шаловливый, нежели Шерхан, ста-
щил вязанку дров и уселся грызть их на за-
снеженной клумбе.
Адель увидела эту картину и вышла из
дому с плеткой в руках. Она жестоко била
Гордика и кричала на него. Он лежал на
брюхе, поджав уши и обхватив лапами мор-
ду. А плетка мелькала в воздухе со свистом,
беспощадно. Под Гордиком на белом снегу
образовалась трусливая желтая лужица. И
я, чувствуя себя виноватой, убегаю подаль-
ше, чтобы не видеть этой печальной сцены.
За сетчатым забором, позади дома, гро-
хочет горная река. Чистая, каменистая. Я
прижалась к сетке, глядя на воду и горы.
Скоро весна! Будет солнце! Сойдет снег
с гор, и они станут зелеными. Можно будет
купаться в этой реке. А в хозяйском озере у
беседки растает лед и покажется наконец-
то рыба Фаина.
Звонок на мобильный. Это моя подруж-
ка Мэрилин фон Брунненштрассе из Гер-
мании!
– Привет, Маруся! Как ты там, в творче-
ской командировке? Роман начала? Мужа
хозяйского соблазнила?
– Ни то, ни другое.
– Ты чего, работать туда поехала? Я бы
на твоем месте…
Машка никак не уймется! Свою карьеру
писательницы она начала с детских стиш-
ков. В Германии, в маленьком городке
Кляйнштатте, уже вышли три ее книжки.
Для детей.
Но ни денег, ни мировой славы Машка
пока не добилась. Хотя была уверена, что
ее детские стишки скоро переведут милли-
онными тиражами на все языки мира. И,
может быть даже, издатели купят у нее ав-
торские права! Пожизненно. Как у Андрея
Куркова, известного везунчика!
Машка не унывала. Она бегала по шко-
лам и детским садам, договаривалась о
встречах с сопливыми детишками, своими
читателями, и их родителями. Она писала
красочные объявления. Клеила их на стол-
бах, в центре Кляйнштатта. Приглашала
горожан на платные «лезунги» – чтения.
За пять ойро! Однако на «лезунги» народ
упорно не желал ходить.
– Наверное, все дело в моем имени! – ре-
шила Машка.
И придумала себе звучный псевдоним.
Мэрилин фон Брунненштрассе. Частица
«фон» – для пущей важности. Признак
дворянского рода, владеющего богатыми
и могучими княжествами или графствами.
Типа, писательница вам не халям-балям!
Не лаптем щи хлебает! А голубых кровей.
Хотя чваниться новоиспеченной дво-
рянке было абсолютно нечем: ни земель, ни
замков у Машки, эмигрировавшей в Гер-
манию из Казахстана, не было. Был дом на
несколько семей, который Машкиной се-
мье выделило государство в аренду. А ря-
дом с домом – сиротливый старый колодец.
«Бруннен» по-немецки.
Вот Машка его и приватизировала. В
своей новой фамилии.
И сейчас по немецкому Кляйнштатту
разъезжает на велосипеде настоящая Мэ-
рилин фон Брунненштрассе. Владелица,
блин, колодца. В городке Машку все уже
знают. От мала до велика. Улыбаются ей
