Какому богу молиться - страница 12

В станице Усть-Лабинская  у нескольких семей кулаков была произведена конфискация имущества, одни семьи были отправлены в отдалённые районы страны, другие в исправительно-трудовые лагеря.

Наблюдая за политикой властей, Бронислав сказал Лешику, чтобы он заполнил подготовленный схрон и уволил наёмных работников. Осенью, когда на мельницу начали свозить зерно нового урожая, поспела кукуруза и подсолнечник Лешик начал заполнение своего тайника. Готовую муку хранить не решился, боясь оставить в доме мучной след к схрону.

В один из дней, как только Бронислав открыл свою лавку, на пороге появилась жена начальника районного НКВД  Нина, и быстро полушёпотом произнесла: – «Бронислав, закройте пожалуйста лавку. У меня к вам серьёзный разговор». Как только Бронислав вышел из прилавка и закрыл лавку на внутренний засов, она, захлёбываясь от волнения, продолжила:

– «Вчера…  Вечером, у нас в гостях был председатель райисполкома. Он вёл с моим мужем долгую беседу.  И я случайно слышала их разговор, когда готовила им чай на кухне. Они обсуждали фамилии тех,  кого в станице планируют к выселению. Наряду с другими фамилиями, я услышала вашу. Я очень сожалею. У меня к вам самое доброе отношение. Но сами понимаете время какое. Мой муж к этому решению не причастен. Это указание пришло сверху. Прошу, наш разговор должен остаться между нами».

У Бронислава, получившего столь ценную информацию, затряслось всё внутри, он готов был прокричать:– «За что?». Однако взял себя в руки и спокойно сказал: – «Я ожидал такого исхода. Спасибо, что предупредили. Возьмите, пожалуйста, от меня подарок в знак благодарности».

Он взял большую авоську, и начал складывать произведённые деликатесы, предварительно завораживая их в бумагу. Она, опустив голову, как нашкодившая школьница, пробормотала:

– Я пришла не за этим. Мне ничего не нужно.

– Вы не можете уйти из лавки без товара. Вас могут заподозрить в чём-нибудь непотребном. Я знаю, что ни вы, ни ваш муж не виноваты. Это система. Возьмите, пожалуйста, это. Нам всё это уже не понадобится.

– Бронислав, вы должны поторопиться что-нибудь предпринять. Если решение принято, то исполнение будет незамедлительно. Спасибо за всё.

      Когда она,  взяв подарок, ушла, Бронислав позвал Анку и дал указание, чтобы та отправила братьев за Лешеком и Якобом, со срочным поручением явиться к нему. Ребята выполнили поручение. Пришедшие Лешек с Якобом узнавшие об этой новости – были ошарашены.

Семья Домбровских не могла понять, почему их собираются выселять. Ведь они не кулаки. У них не было, и нет больших земляных угодий. Всё, что они имеют – они наживали собственным трудом и умением. В ходе обсуждения, отцы семейства пришли к выводу, что  просто на их имущество и их дело, кто-то хочет наложить лапу.

Вечером, когда мужчины разошлись по домам и там занимались неотложными делами, связанными с подготовкой к встрече с неизбежным, они были арестованы и отправлены в тюрьму. Тюрьмы избежал дед, который уже несколько дней не вставал с постели.

В тюрьме их продержали трое суток, а затем по одному водили на допрос. У Бронислава следователь выпытывал, где он брал мясо, какая часть мяса шла на изготовление колбас, а какая шла в свободную продажу. Бронислав понимал, что следователь хочет выяснить – занимался или нет, он спекуляцией, которая была запрещена. Он рассказал следователю процесс изготовления мясных деликатесов.  Главное в его рассказе было то, что он сам закупал скотину, забивал и разделывал её  без посторонней помощи. Он, хотя и не боялся обвинения за фальсификацию продукции, и, тем не менее, не посчитал нужным рассказать, как  в колбасу к говядине подмешивал свинину, а иногда и немного куриного мяса. Продавая такую колбасу, как говяжью, Бронислав, снижая затраты, получал дополнительный доход.  Он всячески пытался скрыть от следователя свои коммерческие ухищрения, когда по осени, узнав кто, забивает скотину, скупал готовое мясо, и как парное, сразу реализовывал. Прямая перепродажа мяса с наценкой, без передела, могла приравниваться к спекуляции, за которую грозил уголовный срок. Бронислав надеялся, что никто не удосужится написать на него донос по этому поводу.