Кактус Леонова. Записки япониста о важном и разном - страница 3

Так как делать мне здесь абсолютно нечего: невозможно же бесконечно собирать паззлы, раскрашивать картинки и ходить под «Три дня любви» Евы Польны по длинному коридору, – я наблюдаю. Как говорил один знакомый немец, я пришел сюда «наблюдовать». Я люблю наблюдать за людьми и придумывать разные истории. Итак.

– Валя, вы помыли пол в палате? – спрашиваю я у санитарки Вали, мрачной грозной женщины, которая прикатила тележку с ведрами и тряпками для мытья полов.

– Если бы помыла, то я бы уже отъехала.

Спорное утверждение для учреждения, где мы находимся. Может, и отъехала уже. Не помыв.

Подруга Ирка спрашивает, есть ли на территории моего санатория белки.

Говорю:

– Есть, даже две, а прошлой зимой видели лису, но она, кажется, зиму не пережила.

– Вот и хорошо, – говорит Ирка. – К ним нельзя подходить, к лисам этим, вдруг… сумасшедшая.

Вскоре после моего поступления маленькая санитарка узбечка Маша спрашивает меня: «Вы с голосами или не спите?»

Задумалась. Пыталась найти в себе голоса, даже погуглила. Но нет.

Маша путает фамилии, часто пытается дать мне чужую зубную щетку и называет меня «как-ее-там-Zахарова», нелучшая фамилия в нынешние времена (Олюшка и Катя, простите).

Снаружи киргизы с раз-веялками собирают опавшие листья в черные мешки. А-ля расчлененка Декстера.

А Аня с рыженькой косичкой звонким голоском правильно напевает в ду́ше «Листья желтые». Говорят, Аня раньше пела в каком-то ансамбле, а теперь живет здесь. Долго. Может, навсегда. Просит кастеляншу Заряну Сергеевну (не путать с санитаркой Зариной) заплетать ее рыжие с сединой волосы в длинную косичку. Аня быстро ходит по коридору в белых кроксах, не размахивая руками (такая походка есть и у других обитателей, я называю их пряничными человечками). Зубов Аня не носит. Жмут. Иногда клеится к Семену Нечипоренко, который тоже рыжий с проседью и тоже живет тут вечно. Он подолгу сидит в игровой комнате и играет в какую-то стрелялку с римскими воинами. (Один раз он спрашивал меня(!), как называется наименьшее боевое подразделение у римлян, и я (о чудо! университетское образование не пропьешь) угадала.) У Семена большой живот, и он носит казенные пижамные штаныв сине-черную клетку, которые ему коротки.

Диалог. Аня хлопает Семена по животу и спрашивает: «Ты на каком месяце?»

Семен: «На восемнадцатом».

Аня: «Как у слона. Дальше ты должен сказать: а хочешь, хоботок покажу?»

Но Семен молчит. И не хочет ничего показывать.

У Ани бездонные голубые глаза, и она как-то пару дней заходила ко мне в палату нюхать подаренные подругами гиацинты. Наклонялась к ним близко и говорила: «Ох, какой аромат, с днем рождения вас». Правда, цветы быстро завяли, да и день рождения у меня был в начале июля. Аня расстроилась.

Однажды Аня надела колечко с жемчугом и новый коричневый кардиган и дефилировала по коридору со словами: «Мне к лицу дорогие вещи».

Перед сном, на ночь нам дают кефир.

Юля Суслова высовывается из палаты: «А кефир будет?»

Аня проходит мимо по коридору и бросает, не снижая скорости: «Надейся и жди».

– Привет, Димуля, – говорит Аня.

«Димуля» обиженно отвечает:

– Я Миша.

– Ну, ладно, Димуля, покедова.

– Я Миша.

Миша, парень высокий, постоянно шаркая тапками, ходит туда-сюда по коридору, закатив глаза и открыв рот. Кажется, в эти моменты он что-то изобретает. Миша здесь уже месяцев девять. Говорит, не хочет возвращаться домой, так как родители высасывают из него энергию. Чтобы укрепить ее, Мише дают галоперидол.