Кактус Леонова. Записки япониста о важном и разном - страница 5

– Смотрите, – говорит, – какой выразительный глаз получился, а всего лишь циферки соединили.

Я говорю:

– Это да, конечно, но вот со вторым-то глазом не получилось: циферки смазанные.

Она спросила, может ли забрать портрет предположительно Махатмы Ганди с отсутствующим левым глазом.

Я ответила:

– Берите, вряд ли мы захотим украсить им стену.

Никник задумалась и стала говорить про синдром госпитализация-что-то, когда так привыкаешь к больничке, что не хочешь из нее выходить. И что она подумает, чем бы еще меня напугать и ухудшить мое пребывание тут, чтобы синдром этот не развился. Тем самым разозлила меня, что оказалось, в общем-то, неплохо.

Еще она рассказывала, как нашла сыну онлайн препода английского из Голландии. В процессе занятий голландец стал превращаться… в женщину. Никник испугалась и занятия прекратила. «Неужели смена пола отшибла у голландца знание английского языка?» – хотела спросить я, но решила на всякий случай не открывать хлеборезку.

Когда Никник уехала в отпуск на Шри-Ланку к отцу своего, как она выражалась, мало́го, мне заменили психолога на роковую брюнетку Веронику Рамазановну. У нее был другой подход, мягче и деликатнее. Смена психолога меня радовала. Пока познакомимся, пока начнем, я смогу и дальше саботировать все советы и предложения, – думала я. Но ВР была упорна. Она то проводила наши занятия, прогуливаясь со мной на свободе (вне территории больницы), то предлагала сходить в соседний ТЦ выпить кофе. Раскрасками и картинками меня не мучила, тем более что к тому моменту я заканчивала складывать десятый паззл из тысячи фрагментов: «Фламинго на фоне моря, или Пятьдесят оттенков голубого». И в конце концов методика ВР совместно с новым препаратом Марии Викторовны начала приносить плоды. Я возвращалась в себя и к себе. Никогда не забуду, как ВР сказала мне: «Здравствуйте, Катя. Я наконец-то очень рада познакомиться с вами, настоящей».

Помимо врачей, психологов, санитарок и санитаров, у нас есть медсестры. Одна, которую я считала самой главной, строго спрашивает, глядя поверх очков: «Как настроение? Все нормально? Жалобы есть? Неужели так вам ничего и не помогает?» Оказалось, никакая она не старшая медсестра, а просто понтуется, разнося таблетки. Думаю: надо немного проехаться. Вот она приносит таблетки, смотрит поверх очков, спрашивает про настроение, а на руке у нее что-то написано ручкой. «Ой, – говорю, – это у вас татуировка?» Она отвечает: «Нет, это чтобы вспомнить утром, а то так набегаешься за день…» – «Неужели имя, сестра?» – спрашиваю я, а она краснеет.

Санитарка то ли хочет быть любезной, то ли облеченной властью. Спрашивает у бабушки Зои:

– Какое у вас настроение?

– Какое может быть настроение в психиатрической больнице?

Зоя раньше работала редактором, поэтому ходит с толстой тетрадью и конспектирует, что ей говорит телик в игровой комнате. Я называю ее Зоя-с-кружечкой после одного эпизода. На посту стояла чья-то баночка с мочой, и Зоя решила свою тоже сдать. Но специальной баночки у нее не было, что и неудивительно: Зоину мочу никто не ждал, и она принесла ее в своей чайной кружечке. Санитарки на посту заохали и попросили Зою содержимое вылить, а кружечку хорошенько помыть, что она, наверное, и сделала. Теперь из этой кружечки она каждый день бегает поливать цветы к вящему ужасу санитарки Иры, которая трепетно за ними ухаживает. (У нас цветут орхидеи, цикламены и еще какие-то беленькие со странным названием «женское счастье». Вообще-то, цветочные горшки у нас не положены из соображений безопасности. Как-то раз один горшок полетел во Владимира Иваныча, но он сказал: «Ничего страшного, пусть цветы остаются, радуют глаз пациентов».)