Кактус Леонова. Записки япониста о важном и разном - страница 6

Но мы отвлеклись от Зои. Спрашиваю у нее, пока нас везут на скорой к стоматологу: что она пишет в своих тетрадочках, книгу? Зоя говорит, что делает заметки, конспектирует, учится медицине. Потому что поступила сюда совсем безграмотной в этом плане, совсем ничего не знала. Говорю: «У вас какие-то курсы дистанционные?» – представляя что-то типа TED, а она отвечает: «Я Малышеву конспектирую и доктора Мясникова. Столько нового…»

Другая бабушка – Ирина Петровна с красивой фамилией Воздвиженская. Она даже собирала как-то обитателей больницы в общей комнате, где рассказывала историю своей семьи. Но, говорят, было неинтересно. Ирина Петровна похожа на птицу: у нее крючковатый нос, впалый рот (зубов она тоже не носит) и абсолютно безумные глаза, суровый взгляд шизофреника. Раньше она работала научным сотрудником – литературоведом и библиотекарем, и видимо поэтому не разрешает брать книги из игровой комнаты, не заполнив формуляра. Понятное дело, что никаких формуляров там нет. Но основное занятие, а точнее даже миссия, Ирины Петровны – это охрана кулера. Она сидит рядом с ним, и если кто-то, недайбог!, будет наливать воду, пока горит красная лампочка, она строгим голосом кричит: «Не наливайте! Вы что, не видите, что горит красная лампочка?! Это значит работает кипятильник! Вы же не наливаете чай из чайника, когда он кипит?! Вы его сломаете!»

Даже холодную воду наливать не велит. Поэтому мы позволяем себе мелкие шалости: смотрим направо, налево и, если Ирины Петровны нет на горизонте, радостно наливаем воду при красной лампочке. У меня даже появилась идея: подарить ей магнит с вечно горящей красной лампочкой. Вот было бы весело. Хотя за время моего пребывания сломалось три кулера, так что, может, Ирина Петровна не так уж и не права.

Однажды одна девочка, пытаясь усмирить неутомимый нрав Ирины Петровны, кажется, похвалила ее кофточку. Или сказала, что она выглядит хорошо.

– Ты что, лесбиянка? – строго спросила Ирина Петровна, продолжая неусыпно следить за красной лампочкой.

На вопрос: «Как ваши дела?» Ирина Петровна отвечает: «Какие могут быть дела в психушке?!»

Однажды она (о чудо!) заговорила со мной. Видимо, была короткая ремиссия.

– Мне кажется, вы хотите со мной поговорить, – сказала она, когда я собирала очередной е…чий паззл («Тропический лес, или Пятьдесят оттенков зеленого») в игровой комнате. Паззл Ирина Петровна почему-то называла кубиком Рубика. Она рассказала мне, что была научным работником, литературоведом, писала статьи, получала за это хорошие деньги и даже хотела устроиться работать в ИНИОН, но ее не взяли из-за маленького ребенка. Потом Ирина Петровна рассказала, что неплохо рисует, и спросила, не смогу ли я ей попозировать. Но потом передумала ввиду отсутствия мольберта. Больше мы с ней не разговаривали, а потом она и здороваться со мной перестала.

Некоторые пациенты здесь долго не задерживаются, но оставляют свой след.

Вика из семнадцатой палаты след оставила яркий. Она носила лосины и худи «Хилфигер». Зеленого, канареечно желтого, малинового и прочих вырви глаз цветов. Вечером переодевалась в белую с шелком пижаму. Вика не спала десять суток подряд и нахаживала десятки километров и тысячи шагов по коридору, громко разговаривая по телефону. Зачем она так делала, было не очень понятно, потому что палата у нее была одноместная. Но зато про перипетии Викиной жизни и работы знало все отделение.