– Да и зачем мне знать! Вот мой участок, от сих до сих. Ты будешь косить на моем. Если останешься надолго, бригадир выделит потом свой. Он будет похуже, конечно, но на первых порах… и то хорошо. Потом пообвыкнешься, тебя узнают, нормально накосишь и сдашь камыша, и бригадир выделит получше. Я ведь тоже так начинал.
– Да, Фауст, еще очень важная вещь: здесь тебе нужно быть под своим именем, настоящим, иначе местные тебя не поймут. А то будешь здесь таким же изгоем, как и я. А тебе надо ужиться здесь, прижиться. – И, помолчав, добавил: – Да, лучше тебе здесь быть Владом, Фауст здесь не прокатит.
– Да я согласен, Ричи, какой я здесь Фауст. Я Влад. Фауст остался там, в Питере. И тут он разоткровенничался:
– Знаешь, Рич, я ведь ненадолго, мне бы только заработать… Она ведь рожать собралась… нужны коляски, пеленки, ну, и прочая чепуха…
– А, так ты ненадолго, только заработать, – вздохнул удрученно Ричард, – ну, все равно… Да и кто знает, я тоже сначала только заработать хотел, потом втянулся. Тебе легче – у меня свой участок, на нем будешь пока косить, а я начинал на чужих, и часть заработка приходилось отдавать. А Романа ты не слушай. Не, живи как хочешь, но – Роман все пропивает, да и большинство здесь – тоже. Заработать можно. Главное, не пить.
Влад не все понимал, о чем говорил Ричард, он смотрел на степь, на небо, – простор необъятный – думал о своем. Мечтал.
– Да, не пить здесь тяжело, сам поймешь скоро. Поэтому я езжу куда-нибудь. Если сидеть тут – обязательно запьешь. Сезон кончится, я опять поеду. В Питер к тебе загляну. Я еще мечтаю «Яву» найти, обкатанную, 350-ую. Прикинь, как здесь можно гонять, в степи. Совсем как в Штатах.
* * *
Болотная гниль, окружающая со всех сторон… болотная хмарь даже. Миллиарды лягушек и мириады звезд на безлунном небе. Нет, луна есть, не луна – месяц. У-у, какой он, этот месяц… красный, бурый, багровый, как морда пьяницы возле пивнушки, где мужики вечно выясняют отношения. «Да ты чо-о! в натуре-е! Я, бля, тут всех… Меня, бля буду, тут все знают. Ты кто такой!?» Классика. Месяц-то гнусный, болотный.
И комара Влад прибил правильно. Да не надо мою кровь пить! Не для того же я живу, чтоб он мою кровь пил. А, может быть, и для этого. Может, только для этого одного я и живу на красно-белом свете, чтобы… Ну, в общем ясно. И умирают тоже для этого. Чтобы червей кормить, землю тоже.
Миллиард лягушек теперь… Квакают всю ночь и все, а мне не уснуть. Миллиард – и все.
Мириады звезд… они страшные (сказал полушепотом, сам себя пугая). Очень-очень много звезд. Неизвестность.
Лампа. Керосиновая. Скорее, солярная. Лампа-то керосиновая, но в ней солярка. Керосина нет, дефицит. Все просто, как ситцевые трусы.
Огонь. Фитилек. Единственный спаситель от ночных призраков.
Ричи спит. Сидишь один. Сирота. Сиротинушка ты моя.
Ночь. Степь. Страх.
Господи, помилуй меня. Главное, чтобы я в это верил. Но я не знаю – верю я или не верю. Но все равно: Господи…
Каждый шорох – твой. Это дьявол. Да это мышь шебаршит там за печкой бумагой. И ноги с кровати скрипучей не смеешь спустить. Он схватит. Как в детстве. Чтобы все тело под одеялом было. Прячешься с головой. Дышать не можешь. Но под одеяло! А вдруг он схватит! Кто?! не знаю. Но прячусь. Кто-нибудь может схватить. А под одеялом – нет. И если открыта форточка – он может залететь. И – к тебе. Страх. Дрожь. Настоящая дрожь. Может, и от холода.
