Но Robertа Ashley – нет.
(музыка, ХХ век)
Утро, два дня назад. Пустой проспект. Навстречу идут три таджика и во все глаза смотрят на меня. А у меня настроение – в пору топиться. Что вы, думаю, дол…бы, на меня уставились? Нет, вроде смотрят не на меня… А куда? И вдруг я слышу за спиной странный шум. Какой-то такой не городской… И все сильнее и сильнее. И тут в моем воспаленном мозгу проскакивает молния, и я понимаю, что шум и таджики как-то связаны. Как в замедленной съемке, я оглядываюсь…
Господи, помилуй!
Прошла ровно секунда. Я не мог испугаться, не мог ничего почувствовать. В трех метрах от себя, на уровне лица, я увидел огромного ястреба. Причем, он как бы притормаживал, выпустил когти, а крылья развернул немного в бок.
Прямо передо мной, так, что обдало ветром, он развернулся и свернул резко вправо. И только когда раздался удар о стекло, я понял в чем дело. Потому что только тогда увидел несчастного воробья, который со всего лету ударился о стекло «Райффазен-банка», и тут же ястреб сцапал его налету. Мгновенно ушел в бок, потом ввысь, и в два крыла оказался выше дома.
Ну ни фига себе! – что-то такое выдохнулось из меня.
Еще через секунду меня, не знаю почему, охватило чувство глубокого удовлетворения. Прямо-таки торжества.
Я повернулся к таджикам, которые тоже стояли с открытыми ртами, и с мстительной радостью спросил: «Ага! У себя в Таджикистане вы, небось, такого не видели?!»
И пошел к остановке, не оглядываясь.
(Москва, на улице, XXI век)
Темень, дождь, асфальт усыпан желтыми листьями. Стоит Ломоносовский, безнадежно стоит Мичуринский. Зато бежишь мимо МГУ, среди густых деревьев, где покойно и хорошо, и с удивлением смотришь – что делает здесь это орущее, светящееся и гудящее стадо машин?
Мимо проносятся два студента – длинный и маленький, лопоухий. Лет по двадцати с небольшим.
Длинный спрашивает:
– Ты хочешь на ней жениться, правильно?
– Правильно!
– Но интимных отношений у вас не было, правильно?
– Правильно!
– Так почему же ты хочешь на ней жениться?
Ответ лопоухого я не услышал. Его унес ветер.
(Москва, на улице, XXI век)
Солянка – совершенно отвратительная. Это что – почки?! Нет, лучше не задумываться.
– Все, ребята, больше не могу – дайте 150 и соленый огурец.
– Пожалуйте.
Друг-то умный, ест куриную лапшу.
– Так вот, ты же знаешь, есть любовь – дар, и совершать против нее что-то – это совершать преступление по отношению к самому себе!
Я не понимаю, что мне этот кабак напоминает? Темень такая, что и десяток софитов врубить – по углам будет темно. Бред какой-то. По стенам – Борисов-Мусатов. Раздевалка допотопная.
То ли Шуя, то ли Ярославль. 60-е годы. Лучший ресторан в городе. Вот что это напоминает.
Я жую кислый огурец после пятидесяти грамм, друг сидит напротив, спиной ко всему большущему залу, и продолжает говорить.
В зале только один посетитель кроме нас – у противоположного окна, прямо за спиной у друга. Он одет в серебряный костюм из блесток, в таких в цирке летают под куполом и изображают космонавтов. Перед ним – чашка кофе. Указательными пальцами рук он заткнул себе уши. Время от времени он вынимает палец, берет чашку и подносит к губам. Вынимает поочередно – то левый палец, то правый.
Я смотрю, как друг кладет кусок драника в рот, – посетитель вынимает палец из уха.
Потом, видимо, кофе он допил и оставил в ухе только один палец.
