Сосед, не обижаясь:
– Не хотите – не надо! А какой вы национальности?
Студентки хохочут. Сосед перечисляет все среднеазиатские народы – нет!
Тогда он шепотом, но так, что слышат все пассажиры:
– Неужели? Еврейки?!
Тут студентки не выдерживают и признаются: армянки.
– Ну, и как там Саркисян? Ничего живет? Не болеет?
Студентки считают, что с Саркисяном все нормально.
Далее – непередаваемый поток. Про армян вообще, про друга-сослуживца по армии, который крал кавалерийские седла, про Киргизию, про жену режиссера Шамшиева – Лолу, про сбрасываемых с вертолета баранов, про Тянь-Шань, про то, что он знает четыре языка, но давным-давно не читал книг…
Мертвая пробка. Студентки, продолжая хохотать, выходят. Он им вслед: вы всяких старых дураков меньше слушайте. За ними потянулся и мой одношкольник.
И мы сливаемся с соседом в полном экстазе.
Он – про брата, который на ровном месте свалился в кювет, я – какая больница? 64-я. Рассказываю все, что знаю про 64-ю. Обсуждаем вообще братьев, машины, вождение ночью, Павлово-Посадскую медицину, переломы рук, несъеденный шашлык (он брата так и не дождался), рыбалку, сколько на одного надо рыбы, как ее вкуснее готовить…
Пассажиры на задних сиденьях решают, что это спектакль двух актеров. Шофер забыл про дорогу.
А маршрутка стоит, и впереди – нет просвета.
И тут я его спрашиваю:
– А чего это вы в кавалерии служили, что за кавалерия такая?
– А в алабинском полку, может, слышали?
– Как же! Не только слышал, но и бывал там!
– Да ну, когда?
– В 72-м, я работал тогда на Мосфильме, и нас возили на экскурсию – в танковую часть, а потом – в кавалерийскую.
– Бросьте! Я в 72-м как раз там и служил!
Секунду нам кажется, что еще чуть-чуть, и мы друг друга узнаем и начнем обниматься.
Но нас отвлекает тема танков, и – увы! – на сравнении достоинств и недостатков «Пантер» и «Тигров» объявляется остановка: Черемушкинский рынок! Сосед срывается с места, я жму ему руку и прошу передать самые горячие приветы брату, пожелания выздоровления и вообще… благополучия, успехов и прочее…
Шофер покорно ждет, а у пассажиров – разочарованные лица.
Я смотрю в окно. Он перебегает Ломоносовский на красный свет.
Так мы все ходим рядом, вслед, друг за другом, не зная, не видя, не ощущая, не понимая, что счастье, судьба – рядом. Надо только протянуть руку и – открыться.
Оно может быть маленьким, и тогда это – сосед по маршрутке.
И огромным, всеобъемлющим, преображающим.
Тогда это – Любовь.
(Москва, попутчик, ХХI век)
Это была последняя история, которая приключилась у нас с Вовкой. Он позвонил и попросил триста рублей. Я говорю: подходи к Ингурям, я там через полчаса буду. Встретились мы часов в пять, а было это накануне 9 мая, и Ленинский проспект был совершенно чист – ни людей, ни машин. Стоим, чешем языками, и тут со стороны Ингурей появляется дама, и я краем глаза вижу, что она смотрит прямо на нас. Подходит, просит сигарету, Вовка протягивает, она прикуривает и остается стоять рядом. Мы с Вовкой продолжаем что-то обсуждать.
Вдруг она говорит:
– Ребята, а может пойдем куда-нибудь, выпьем?
Я молчу.
Вовка в ответ:
– Пивка или водочки?
Она:
– Не-е, я пью только вино или коньяк.
Вовка:
– Пивка.
Она:
– Коньяк.
Так они стоят и препираются. В этот момент из-за дома выходит компания молодежи, лет по семнадцати, и просит прикурить. Вовка мгновенно начинает с ними что-то бурно обсуждать, дама стоит молча рядом.
