Камень и горы в народной культуре - страница 9



[Там же: 359, 362].

Для славянских обрядов и поверий характерна персонификация времён года, праздников. Так, в восточнославянском обряде проводов весны времена года называются по именам святых: два Юрия – Егорий (Юрий) холодный и Егорий (Юрий) голодный; два Николы – Никола морозный и Никола травный; Микола зимний и Микола летний и т. п. [Гусев, 1988: 197]. В праздник Масленицы и Мясопуста совершался древний обряд, забытый со временем (о мрачном божестве) и воспринимаемый как олицетворение божества: у русских делали обрядовое чучело Масленицы, в Силезии (Польша) девушки делали куклу Мажану и ходили с ней по деревне, а в понедельник сжигали или топили её. В конце праздника поляки судили и казнили Мясопуста, чехи хоронили его, хорваты и словенцы тоже уничтожали Пуста, олицетворявшего карнавал: топили, сжигали, расстреливали его, иногда судили [Соколова, 1978: 55–56]. Олицетворялись даже некоторые болезни, в частности скота: Коровья Смерть (Чёрная смерть), которая мыслилась в образе кошки или собаки, особенно чёрной. После обряда опахиванья деревни часто умерщвляли такое животное [Журавлёв, 1978: 74–75].

Ономастика и мифология

Мифы без имён практически неизвестны. Мифологические имена – единственный источник, на основании которого можно судить обо всей мифологической системе. Мифопоэтическое сознание понимает имя как некую внутреннюю (глубинную) сущность человека, отражаемую в самом имени и вкладываемую человеку (или угадываемую) при наречении именем новорождённого [Топоров, 1993: 81].

В первую очередь в мифологии имеют значение теонимы (имена божеств); в древнерусском пантеоне: Дажьбог, Стрибог, Сварог, Хорс, Симаргл, Див, Перун, Велес; почти все эти имена упоминаются в “Слове о полку Игореве”. У теонимов (как и личных имён других мифических персонажей) может быть и другая функция: например, изучение мифонимов в древних языках (этрусский, хеттский, предшествующий ему хаттский) помогает сравнительно-историческому языкознанию – в частности установлению родственных связей северокавказских языков [Иванов, 1983: 42, 44].

Свои имена могут иметь и демонические персонажи, например имена лесных духов – помощников лешего (с чётко выраженной “специализацией”): Травник, Листов, Коренич, Орешник, Грибник, Ягодник и т. д. [Миролюбов, 1995: 48]. Даже зоонимы могут быть связаны с мифологией, ср. народные украинские клички коров Туча, Хмара, Гроза, Райдуга, где видна мифологическая связь молока и небесной влаги – дождя [Толстой, 1994: 8].

Многочисленны топонимы, отражающие мифологические представления различных эпох, потому что «окружающий мир человек вводит в контекст своей культуры и, давая наименования объектам географического ландшафта, не столько описывает его, сколько онтологизирует, осваивает. Поэтому топонимы должны сохранять следы как различных представлений о географическом пространстве, так и различных текстов, имеющих значение в процессах номинации» [Летова, 1982: 32–33]. Примеры из Архангельской области: Лешевая гора, Дивья гора, сенокос Упырь, Чёртово болото и т. п.

Другой пример: «Анализ типовых основ вепсской топонимии позволяет обнаружить мифологическую основу наименований некоторых животных в гидронимии (медведя, журавля, лебедя, лягушки). Выявляются и топонимные доказательства в пользу наложения определённых элементов мифологической карты мира (верхний и нижний мир, границы) на реальную карту местности, в частности водный бассейн» [Муллонен, 1991: 116].