Боря прислушался:
– О, летит!.. У вас намечается, а у нас уже есть. О чём разговор…
Я цеплялся за последнее, что осталось:
– А тебе не мимо Гоуджекита? А то бы меня по пути забросил…
– Ты что, это же в другую сторону, – свистнул Боря.
– А если рейс за наш счёт? Какая тебе разница, когда твои метчики с коронками прилетят – в два или в четыре? А вы деньги сэкономите.
– Ну какая это экономия – рублей четыреста. Несерьёзно. Да и такие вещи сам Тигран Вартанович решает. Но вряд ли он разрешит. А ты и не успеешь. Вон Рудницкий садится.
Боря, выкинув бычок, развернулся и скрылся за дверью. Увидев, что он исчез, я решился на авантюрный ход. Боря наверняка же сам не полетит, просто передаст пилоту груз. Чего ему мотаться туда-сюда. И я пошёл к вертолёту.
Рудницкий, коренастый мужчина с лицом, покрытым коричневой кожей в носорожьих складках, выйдя из кабины, что-то говорил подошедшему технику. Я перехватил его, когда он направился в диспетчерскую, и коротко рассказал ему про свои проблемы. Он шёл и молча слушал. Я стал излагать суть.
– Вы сейчас на Снежное полетите. А что, если меня сначала забросите? Я потихоньку залезу, никто не увидит… Это не совсем по пути, но вы, может быть, скажете, что какой-нибудь снежный фронт обходили, поэтому время потеряли… Ну нет у меня другой возможности попасть на участок! А груза всего килограмм сорок, он здесь, в порту.
– Ну, ты придумал! – изумился Рудницкий, взглянув исподлобья своими маленькими глазками и совсем став похожим на носорога. – Какой фронт, по прогнозу никакого фронта нету. Погода звенит на триста километров вокруг. А как мне лишнюю посадку объяснять? Да наверняка с подбором. Или пломбу ломать, барограф вручную подкручивать?..
Он, насколько я мог сообразить, снизошёл до объяснений лишь потому, что до такого фантастического предложения мог додуматься только полнейший дилетант. И я отстал, пока он совсем не рассвирепел. Получается, что опять ляпнул не подумавши. Оказывается, есть такая штука, как барограф. Что он там показывает, я не знал, но, видимо, его по кривой не объедешь.
Вот почему так бывает? Делаешь вроде бы всё, что можно, и даже то, чего нельзя, придумываешь разные способы, чтобы добиться результата, и всё это оказывается совершенно бесполезно… Я стал представлять, что бы ещё мог сделать на моём месте Андрей. Или кто-то другой. Нет, кажется, я вроде бы всё испробовал. Может, причина в том, что я не так себя поставил? Или нет: не сумел себя поставить – здесь, в аэропорту. На нашей базе сумел, а здесь не получилось. И меня никто тут всерьёз не воспринимает, хотя общаются вроде охотно. Но что-то мешает мне подняться на ту последнюю ступеньку, на которой со мной будут разговаривать как с равным. Нет, правильно рассуждал Андрей: дело будет двигаться туго, пока не заведутся тесные связи, личные знакомства. А для этого нужно время.
Напиться, что ли, от безысходности? Вообще-то я никогда не чувствовал влечения к выпивке. В армии с прапорами да летёхами употреблял в основном за компанию. А на «гражданке» мы только дома с отцом выпили немного за мой дембель да с Андреем за встречу хорошо посидели. Но моё положение становилось каким-то совсем трансцендентным. Проходили мы когда-то по философии такое понятие, которое обозначает всё, выходящее за пределы опыта и постигаемое лишь высшим умозрением. Вот так и я никак не мог проявиться в аэропорту как нечто, реально существующее, познаваемое. Вроде что-то где-то и есть, но ни на что оно не влияет. И чтобы прорваться сквозь эту нереальность в сущий мир, может, мне нужно совершить что-нибудь такое… чего я и придумать пока не мог. Разве только напиться…
