Дваждыкентий взглянул на него, потом протянул руку:
– Ну, давай сюда свою бумагу. Решим, чего уж там. Не соберутся, так сам всех обойду… Я думаю, мы Вадика Житова уговорим. Его жена в лесхозе четвёртая в очереди стоит, значит, скоро получит. У меня уже была с ним беседа… не про тебя, а вообще.
«Петька-то точно везде агентуру имеет», – подумал Виток.
– Он, правда, кипятится, что, мол, в лесхозе не дома строят, а кордоны, – говорил Морозкин. – Но скажи, какая разница, как они называются, если по сути это такие же квартиры, как у нас? Они же не в тайге строятся, а тут, в посёлке. Это, видимо, Ильвесу пришлось сфинтить – кордоны эти, может, легче ему по документам провести или ещё там что-нибудь…
Он нашёл в тумбе стола какую-то папку и положил туда заявление Витка.
– Завтра займусь. Сегодня, видишь. – Он кивнул на заваленный бумагами стол: – Хочу с этим закончить. Я думаю, решим, как надо. А уж потом… откроем кингстоны.
Всё это я вижу так отчётливо, что могу описать во всех подробностях.
«Беспокойство»
Укрытый белым зимним пухом посёлок съёжился и замер. Солнце, едва поднявшись к обеду из-за дальнего хребта, вскоре снова без сил падало за него. Над домами покачивались колонны сизого дыма, а над трубой котельной, стоявшей во дворе экспедиции и обогревавшей контору, общежитие, цеха, гараж и лабораторию, возвышался чёрный клубящийся шпиль. Геометрический Кирон египетской пирамидой нависал над тайгой. В середине дня тишину взмучивал самолёт, привозивший из города почту и с десяток пассажиров. Посидев часок, он улетал обратно, натыкаясь на слабо желтеющий в начинавшихся сумерках лунный шар. Немного погодя небо прокалывали первые звёзды. К ночи посёлок теснее обступала тайга, изредка потрескивал лёд на Еловке, а плотная тишина разрывалась на куски собачьим перебрёхом. Иногда налетала вьюга, царапая жестянками снежинок оконные стёкла, и тогда колонны и шпиль рушились и рассыпались на мелкие клочковатые обломки, а вечер приходил крадучись, не выдавая себя ни луной, ни звёздами.
По субботам Виток вместе с семейством приходил к Петру в баню. В общественной поселковой бане чередовались дни мужские и женские, к тому же до неё надо было топать за три улицы, а Пётр жил неподалёку. Баню он выстроил сам, как, впрочем, и летнюю кухню, и теплицу (каркас под полиэтиленовую плёнку из бруска-пятёрки на бетонном фундаменте), и стайку, и небольшой гараж для мотоцикла и снегохода. Напарившись, мужчины сидели на кухне и охлаждались загодя купленным пивом, пока Лариса, Даша и Маришка в свой черёд мылись.
– Завтра хочу проскочить по Еловке на Ирельские озёра, – делился Пётр, с треском вскрывая очередную банку «Red bull». – Мужики говорят – окунь берёт, как бешеный… Что за дерьмо это баночное пиво! Сейчас бы «Жигулёвского», как в старые добрые времена. Помнишь, привозили из города бочковое? Три дня постоит – уже не пиво. Зато и вкус был. А тут никакого вкуса, одни консерванты да спирт.
– Лучше уж «Рижского», – возразил Виток, расслабленно откинувшись на спинку стула.
– Тоже подходяще, – согласился Пётр. – А что, поехали со мной? К «Бурану» нарты сзади прицепим, палаточку возьмём. У меня и печка к ней есть. Выедем с ранья, за час добежим. А вечером, часам к пяти, обратно. А?
– Да я полки хотел дома сделать. Даша попросила. Хоть немного одежду прибрать. А то или на стульях лежит, или на гвоздях висит.
