– О боже, я надеюсь, что нет! Во всяком случае, не в этом костюме. Но у Милзрета в самом деле был реальный прототип.
Она задумчиво смотрит с экрана – прямо в глаза Гэвину.
– Какой-нибудь бывший возлюбленный? – спрашивает клингон.
– О нет, – отвечает Констанция. – Скорее политик. Милзрет – очень политическая фигура. Но я действительно поместила одного из своих бывших возлюбленных в Альфляндию. Он и сейчас там. Но вам его не увидеть.
– Ну, пожалуйста, расскажите, – королева боргов убийственно улыбается.
Констанция напускает на себя заговорщицкий вид.
– Это секрет! – Она озирается, словно подозревая, что сзади подслушивает шпион. – Я не могу вам сказать, где он. Не хочу нарушить, ну знаете, хрупкое равновесие. Это было бы опасно для нас всех!
Не выходит ли ситуация из-под контроля? Может, Констанция слегка чокнулась? Видимо, королеве боргов приходит в голову то же самое – она быстренько закругляет интервью.
– Это была большая честь для нас, большая радость, огромное вам спасибо! Мальчики и девочки, давайте от души похлопаем К. В. Старр!
Слышатся аплодисменты. У Констанции растерянный вид. Клингон берет ее под руку.
Моя золотая Констанция. Она растеряна. Сбилась с пути. Потерялась. Заблудилась.
Экран меркнет.
– Правда, здорово? Она совершенно потрясающая, – говорит Навина. – И вот я подумала, может быть, вы мне хоть намекнете… Ну, она практически прямым текстом говорит, что вставила вас в Альфляндию, и для меня… для моей диссертации было бы просто потрясающе важно, если бы я могла вычислить, кого именно она с вас списала. Я вычеркнула всех, кто не подходил, и у меня остался список из шести кандидатов. Я составила перечень их характеристик, волшебных суперсил, атрибутов и гербов. Мне кажется, что вы – Томас-Рифмач, потому что он единственный поэт во всем цикле. Хотя он скорее пророк, потому что его суперсила – ясновидение.
– Какой Томас? – холодно переспрашивает Гэвин.
– Рифмач, – запинается Навина. – Это из баллады, известный персонаж. Из баллад Чайлда. Его украла королева волшебной страны, и ему пришлось ехать на коне по колено в крови, и семь лет про него никто на земле не слышал, а потом, когда он вернулся, его стали называть Верным Томасом за то, что он мог предсказывать будущее. Только в Альфляндии его, конечно, не так зовут – там он Хлювош Кристальное Око.
– Неужели похоже, что у меня стеклянный глаз? – совершенно серьезно спрашивает Гэвин. Она у него еще попотеет.
– Нет, но…
– Это совершенно точно не я, – говорит Гэвин. – Хлювош Кристальное Око – это Эл Пэрди.
Эта ложь доставляет ему невероятное наслаждение. Большой Эл, с его стихами про столярное дело, работник фабрики по производству кровяной муки – похищен королевой фей! О, если Навина это вставит в свою диссертацию, он будет ей по гроб жизни благодарен. Она и кровяную муку туда вплетет, у нее все сойдется. Но он сохраняет серьезное лицо; смеяться ни в коем случае нельзя.
– Откуда ты знаешь, что это Эл Пэрди? – подозрительно спрашивает Рейнольдс. И поясняет, обращаясь к Навине: – Не забывайте, что Гэви – ужасный лжец. Он и собственную биографию подтасует. Ему это кажется забавным.
Но Гэвин обходит ее:
– Откуда мне знать, как не от самой Констанции? Она часто обсуждала со мной своих персонажей.
– Но Хлювош Кристальное Око появляется только в третьем томе, – говорит Навина. – «Возвращение призрака». А он вышел гораздо позже… Ну то есть я хочу сказать, нет никаких письменных свидетельств, а вы с Констанцией тогда уже расстались.
