Алена зажмурилась сильно-сильно, чтобы проснуться. Открыла глаза – качели, лесенки, желтый свет фонаря, тихий и темный двор. «Проснись-проснись-проснись», – уговаривала она себя, понимая, что сон явно плохой, зловещий, и тишина, конечно, обманчива. Вот-вот начнет происходить что-то очень страшное. Нужно немедленно проснуться!
Ударила ладонями по одной щеке, по другой. Не помогло, слишком слабо. Раз-два – сильнее. Нет, не сработало. Ощущения для сна удивительно четкие. Вокруг фонаря вилась пара мотыльков. Слышно было, как мягкие тела бьются о стекло. Кто-то тихонько стрекотал в кустах. Еле заметно ветерок касался горячих щек. Сладко пахли цветы в палисадниках. Далеко за домами протяжно загудел поезд. Это «московский», он проходит здесь каждую ночь, папа часто возвращался на нем из рейсов.
Получается, это не сон? И стоит она посреди двора растрепанная и в детской пижаме. А если кто-то увидит? Она рванулась к подъезду, через песок площадки, потом заплетая ноги в траве. Навстречу выскочила фигура с поднятыми руками, Алена шарахнулась в сторону. Дерево!
Ни жива ни мертва добежала до двери. Ключ от домофона остался в школьном рюкзаке. Быстро набрала номер квартиры. Казалось, кто-то стоял за спиной, оглянулась – никого. Только легкое прикосновение к волосам. «Это ветер, просто ветер! Всего лишь ветер!» Ткнула кнопку вызова. Это, конечно, папины шуточки. Вынес ее, спящую, на площадку и считает, что это страсть как смешно! Только смешно это было в далеком детстве на даче! И то не очень!
Домофон безнадежно пиликнул и сбросил вызов. Красные нули рванулись из черного экранчика. Не один, как обычно, а целая строчка ярко-красных кривых нулей. Набрала еще раз, еще – результат тот же. Врезала кулаком по глупой железяке. Нашла время ломаться! Удары не помогли тоже.
Уселась на корточки перед дверью – ждать. Когда родители поймут, что она не вернулась, заволнуются, выйдут посмотреть. Или кто-нибудь пойдет на работу или гулять с собакой. Конечно, увидят ее в глупой пижаме, придется краснеть, но хотя бы она сможет попасть домой.
Долго Аленка так просидела. Зевала, водила травинкой по пальцам ног. Старалась не смотреть по сторонам. Потому что там никого не было и быть не могло! Просто шелестели листья и качались высокие травы. И тень на скамейке была все лишь пустым пакетом. Чтобы ни о чем не думать, пела про себя детские песенки. Никто не выходил.
Становилось холодно. Хотелось влезть с головой под одеяло, закутать озябшие ноги и погрузиться в сон. А утром забыть все это. Тогда Алена решила погреться в соседнем подъезде. Домофон там не ставили, зайти мог любой. Но дверь не открывалась. Девочка схватилась за ручку, уперлась голыми пятками в асфальт – ничего. Какой идиот так захлопнул дверь?!
В следующем подъезде домофон, разумеется, оказался заперт, побежала дальше – та же история, дверь вмурована в косяк. Соседний дом – ни одна дверь не сдвинулась и на миллиметр. Все четыре дома оказались закрыты наглухо без единой щелочки. Ни один человек не зашел и не вышел.
Алена залезла с ногами на скамейку, обхватила колени. Озноб уже пробирался в рукава и за ворот пижамы. Что же делать, что происходит? О ней снимают шоу? Зрителям покажут нелепые метания, и все будут радостно смеяться ее позору? Родители, одноклассники, учителя? Надо вести себя спокойней. Иначе стыда не оберешься.
Она встала под окнами квартиры. Если это устроили родители (а кто еще мог?), они наверняка смотрят в щель между шторами. Третий этаж слишком высоко, чтобы рассмотреть что-то в темноте. Собрав решительность в кулак, Алена тихонько позвала: «Ма-ма!». Слишком тихо. Еще раз: «Ма-ма!». Громче: «Мама! Папа!». Нет ответа. Может быть, они так наказали ее? Решили проучить?
