Кангюй. Лаодика - страница 2




Фонтан

Глава 1. Сладкие пироги

– Мама, зачем на рынок нам идти? Кладовая полна запасов. А на агоре шумно, ужасно грязно. Запахи витают неприятные. Грубые речи. Простолюдины, рабы, ослы, повозки. Мясники орудуют ножами и туши потрошат. Фу! Ведь у нас прекрасная экономка. Рабыня справится с любым поручением. Останемся же дома, в приятной обстановке встретим день? – Юная дева лет пятнадцати, скорее прелестное дитя, чем невеста на выданье, играет завитыми чёрными локонами высокой причёски, светится милой улыбкой.

– Лаодика, прошу, отнесись серьёзно к сегодняшнему походу на агору. Ведь это твоё обучение к супружеству. Уже совсем скоро ты выйдешь замуж и будешь вести своё собственное хозяйство.

– А ты мне на что, богинями данная любезная мама? – Дева добавляет в улыбку безобидную иронию.

– Я буду помогать тебе, конечно же. Можешь рассчитывать на меня и после свадьбы. Облачись в шаль, и мы пойдём.

– Быть может, здесь, у дома, проведём то обучение? Чуть позже? Я высплюсь. Прибудет поставщик, ты будешь выбирать и торг вести, а я буду за твоей спиной тихо стоять и обучаться? – весёлым тоном предлагает дева. – Не надо никуда идти. Утро проведём во снах. Давай поступим по-моему?

– Так в прошлый раз тебя я наставляла, Лаодика. Но сегодня урок будет посложнее. – Мать тянет деву к воротам. – Сны не заменят реальности.

– Ну хорошо, хорошо, как пожелаешь. Дозволь мне только отлучиться за шалью. – Дева предпринимает попытку ускользнуть.

– На краткий миг? – Мать не отпускает дочь. – Запереться в комнате я не позволю. Нет-нет, Лаодика! Не перехитрить тебе меня.

Дама принимает из рук служанки тёмно-серую шаль, накидывает на голову девы и под руку выводит из дому. За ними тенью позади следует наголо обритый пожилой раб. Дева с сожалением оглядывается назад. Ворота дома со скрипом затворяются. Дева тяжело вздыхает, со словами «Прощай, милый дом» кутается в шаль и шагает покорно с матерью. Так втроём они покидают аристократический квартал.


Рассвет не новость для столицы. Великолепные Бактры давно уже не спят. На главной улице гам и столпотворение. Несколько гружёных повозок сцепились колёсами друг с другом, образовался затор. Возничие и торговцы, вместо того чтобы разъехаться, ищут виноватого, ругаются, грозятся, корчат злые рожи, готовятся сойтись в кулачный бой. Вокруг затора собираются зеваки, свора им приятна, и перебранка многословная их веселит. Возбуждённые зеваки подстрекают к драке. До драки, однако, не доходит, появляются жезлоносцы. Слышатся слова «закон, булле, суд, штрафы». Возничие наконец-то вспоминают про поводья и лошадей.

Дамы обходят толпу разочарованных зевак и, не желая того, встречаются с молодыми повесами из богатого сословья. При виде хорошо одетых женщин шутки про «болванов на телегах» затихают. Богачи охотно уступают дорогу дамам, но вот зазевавшемуся рабу кто-то из них незаметно подставляет ногу. Раб запинается и падает навзничь, в лужу лицом, растеряв в падении пустые корзины. Раздаётся шлепок, за ним громкое жалостливое «ой!», а далее следует громкоголосый хохот трёх дюжих глоток.

Дамы оборачиваются, шали покидают головы, смех повес осекается. Надменно-гордый вид двух красивых македонянок вызывает уважение. Белые наряды поправляются, юноши приобретают благопристойный вид. Один из них, высокий, кареглазый, широкоплечий брюнет с квадратным подбородком, вежливо представляется первым: