– Провинциалки. Занятием гетеры. Такие, как они, разрушают семьи, опустошают кошельки богачей. Гетеры выбрали правильную сторону улицы, сейчас им встретятся те самые наглецы, что уронили нашего слугу. Ксуф, ты живой?
– Живой я, милая хозяйка. Ох, как спешите нынче вы, я за вами еле-еле поспеваю.
– А вот и агора Бактр. Ну что, готова к моему уроку? Мясники нас ждут, ты не позабыла? – Дама широко улыбается. – Глупышка, это же совсем не страшно. Будем гладить мясо рукой, пальцами давить в нём отпечатки.
– Ох, мама! Только бы не гладить. – Лаодика закатывает глаза.
Дама тихо смеётся.
Поздний вечер
– Вы помните наше славное пари? – Одна из трёх дев, та, что в ярком розовом пеплосе, наполняет мастос сильно разбавленным вином, наполнив, пристально смотрит на хозяйку.
– Какое пари? – Лаодика искренне недоумевает.
– Да неужели, Аттида? – восклицает другая из приглашённых, в светло-фиолетовом пеплосе. – Тебя можно поздравить? Ты выходишь замуж?
– Ариста, дорогая, именно так. Меня сосватали вчера. – Дева в ярко-розовом пеплосе прикладывает губы к мастосу и делает первый глоток.
– Вы сговорились? Да? Прямо перед приходом ко мне в гости? – Хозяйка встаёт из-за столика с угощениями.
– Куда ты уходишь, Лаодика? – Дева в тёмно-синем пеплосе встаёт с кресла.
– За монетами, Филилла. Я же проиграла Аттиде какой-то стародавний позабытый спор. – Лаодика грустна.
– Вовсе не позабытый спор, а честное пари. При мне год назад вы его заключили, – вставляет своё уточнение дева в светло-фиолетовом пеплосе.
Дева в ярко-розовом пеплосе отрывает губы от мастоса и, торжествуя, говорит с белым потолком комнаты:
– Да, выхожу, представь себе, Лаодика. Монеты оставь себе. Жених мой несказанно богат.
– Назови его. Молю тебя, подруга. Кто твой жених? – неумело подыгрывает дева в светло-фиолетовом пеплосе.
– Кекроп, сын Эрехтея. Того блистательного Эрехтея, чья колесница победила на празднествах Аполлона, – на одном дыхании выговаривает дева в ярко-розовом пеплосе.
– Я повстречалась с ним сегодня, совсем случайно, когда шла с мамой на агору, – задумчиво отвечает двум подругам Лаодика. – Я принесу тебе монеты. Ты честно заслужила их.
– И как тебе мой жених? – Дева в ярко-розовом пеплосе напускает на себя заносчивый вид и делает добрый глоток вина.
– Определённо не в моём вкусе. Самодовольный хвастун, как и его друзья – Нис и Пандион. – Лаодика шагает к двери.
Дева в ярком розовом пеплосе кричит в спину уходящей хозяйке вечера:
– Признайся, ты мне завидуешь, возлюбленная подруга!
Лаодика застывает на месте, не оборачиваясь, отвечает:
– Ах, вовсе нет, Аттида! Чему завидовать? Мне жаль тебя. Сразу после сватовства твой жених, едва его отец покинул дом ваш с брачным уговором, заигрывал со мной. Сегодня рано утром. Ты бы слышала его пожелания. Он так распинался предо мной и мамой. Даже шляпой помахал.
– Ты лжёшь, Лаодика! – Аттида задета не на шутку.
– Могу и маму привести. Она свидетель той странной сцены неуклюжего знакомства на главной улице Бактр. Ну а потом… – Лаодика ласковым голосом беседует с дверью комнаты.
– Что потом? – тревожно вопрошает Аттида.
Лаодика поворачивается к Аттиде лицом. Хозяйка спокойна. Негромко, холодно, бесстрастно проговаривает:
– Мы с мамой встретили двух гетер-провинциалок. Они спешили по направлению… ну, прямо к твоему жениху и его друзьям. Возможно, Кекроп, сын Эрехтея, того блистательного Эрехтея, чья колесница победила на празднествах Аполлона, сейчас, вот прямо в этот самый миг в объятиях…
