Правда, это все было до Академии. До Сола. Как только рядом возник Солар, затевать интрижки на стороне не получалось. Он каким-то волшебным образом занял все свободное от учебы время — и на то, чтобы закрутить короткий и жаркий роман, просто не находилось окошка. Да и глупая влюбленность в друга сильно мешала.
Конечно, состариться ожидании того, когда Солар наконец заметит жалостливые взгляды, вздохи и оценит все ее прелести, Элли не планировала. Сама дала себе слово, что если до окончания Академии ничего не выйдет — то все. Финал. Довольно. Тем более что жизнь боевого мага кочевая, и глупо иметь сильные привязанности.
Да и надежд, что Солар влюбится в нее до беспамятства и предложит руку и сердце, особо не было. Любовь любовью, а родословная решала все. Дворянин не женится на купеческой дочке. Мир несправедлив.
Но признаться честно, меньше всего Элли ожидала от того, кто ее схватил и связал (обманул перед этим, скотина этакая!), получить удовольствие. Особенно если учесть, что началось все с неприятнейшей крапивы, унизительного положения и в целом — с проигрыша. А проигрывать Элли не любила и не умела.
Она и сама не знала, что ее больше задевало: что сатир так легко ее раскусил, что не попался в ловушки или что спустил с нее штаны, как с рыночного беспризорника, но бесило все вместе жутко.
И, легко соглашаясь дать этой твари лесной то, что она хочет, Элли рассчитывала или вывернуться в процессе и отомстить, или в крайнем случае вернуться к Солару живой и с рогом (“отомстить” смотрелось куда солидней, но все-таки весовые категории были неравные).
Но когда твердые ладони легли на ее тыл, с Элли случилась беда. Вернее, голова считала это бедой, а вот попку, походу, все устраивало. Жесткие, неласковые прикосновения почему-то вызвали неконтролируемую вспышку возбуждения. Разовую, но сильную. Элли перетряхнуло, словно она наступила на электрического ската.
Она замычала, прикусывая губу, и в очередной раз попробовала сползти с бревна. В этот раз ей позволили продвинуться немного вниз — так, что носки сапожек ощутили твердую землю и поймали опору, но не более.
Боль от крапивы сошла на нет, словно ничего такого и не было, но ладони сатира сами по себе жгли покруче: от них по коже шла ровная волна жара — густого, вязкого.
Заставляющего терять контроль.
Элли сама не поняла, в какой момент возбуждение стало таким сильным, но когда тварь от души приложила шлепком, она ощутила, что становится влажной. Демоны и преисподняя, да такого с ней никогда не случалось! Даже когда ночами она думала о Соле и развлекала сама себя под одеялом.
— Развяжи, я…
Звучало как-то жалко, но Элли было все равно. Эти жесткие руки творили там позади что-то неправильное, потому что нельзя внезапно взять и захотеть, чтобы пальцы сдвинулись чуть ниже, а потом чуть глубже и… Ох!
В лоне вдруг стало жарко. Невыносимо жарко и прекрасно. Жар продвигался толчками вглубь, слегка раздвигая вход, словно в Элли медленно засовывали нитку жемчуга — бусинку за бусинкой, и каждая последующая была крупнее предыдущей.
Она застонала беспомощно и вильнула бедрами, потираясь о древесный ствол и благодаря богов, что непогоды и возраст сделали его гладким и полированным.
А может, этот козлоногий тут всегда всех так вот встречает? Или… Ох. Бусинки скользнули еще глубже и замерли.
Элли приподняла бедра, подставляясь. Ей уже было как-то все равно на то, кто с ней все это проделывает. Стало важно — как. Доселе не испытанные ощущения били в голову, как молодое вино. Даже сильнее. Как приворотная магия.
