Каракули гениального графомана. Лучшее - страница 2



Белый Волк отчаянно завыл,
Так, что даже небо содрогнулось.
Снежный холод девушку накрыл,
В снежном вихре тело изогнулось.
Лунный свет струился в тишине,
Желтым воском на поляну капал,
Девушка глядела, онемев —
Её руки превращались в лапы.
Тело волчью силу обрело,
Напряглось звенящею пружиной,
Громким воем горло обожгло,
Завершилось колдовство старинное.
Только волк не принял жертвы той,
И любви не удалось добиться.
Мертвой тенью бродит под луной
Призрачная Белая Волчица.

Волчье Солнце

Луна с небес печально и таинственно
Дарила свет куда-то в темноту.
Шептала – милый, нежный мой, единственный,
Не дай разрушить светлую мечту.
Спой песню, волк. Сегодня полнолуние.
Про сердце обожженное тоской,
Спой песню про любовь и про безумие,
Про одиночество свою мне песню спой.
Про нервы, до предела оголенные,
Про то, как я нужна сейчас тебе,
Как две души жестоко разделенные,
Бросают вызов злой своей судьбе.
Прошу, молю, ну погляди на небо,
Мне холодно и я совсем одна.
С рассветом я исчезну, словно не было.
Чужая и ненужная луна.
Не слышит волк, не греет волчье солнце.
Весь сам в себе – так люди говорят.
А лунный свет в рассветной дымке льется,
В последний раз надежды луч даря.

Запах Лжи

Да, совсем не умна, но звериным чутьем,
Интуицией дикого волка,
Каждой частью себя ощущаю вранье,
Ложь впивается в тело иголкой.
Сверлит сердце и тянет по капельке жизнь,
Ложь колдунья, как магия вуду,
Только ложью не сможет меня приручить,
И со лживой руки есть не буду.
Ощетинясь, оскалясь от боли рычу,
Запах лжи отвратительно мерзок,
Ты сказал наугад, я от боли кричу,
И еще пару слов – в довесок,
И как загнанный зверь, среди красных флажков,
Рвусь, сдирая до крови кожу,
Оказался охотник к любви не готов,
И теперь уж не врать не может.
И не может добить, его руки дрожат,
Я молю небеса в ожидании чуда,
А в ответ тишина и насмешливый взгляд,
Лжи-колдуньи с иголками вуду.

Вечно чужая

Вечно чужая, как загнанный зверь,
Рваный намордник с морды свисает,
Снова не ту выбираю дверь,
Снова кричат, ругаются, лают.
Снова в окне одноглазая ночь,
Рамы-решетки, квадратное небо,
Вот бы мне крылья и вырваться прочь,
Вдоль белых полос моей жизни-зебры.
Сколько способен стерпеть человек
Боли и грязи? Узнать нереально.
Жизнь, как по минному полю бег.
Загнанный зверь – это так банально.
Знают – не буду кусать в ответ.
Смешон и не страшен оскал беззубый.
И бьют всё сильнее, хоть злости нет,
А я ещё крепче сжимаю губы.
Другою не буду уже никогда.
Порою смешной и наивный ребенок.
Живу как могу, не смотря на года,
Женщина-кошка. Вернее – котёнок.

Скажи… у волка есть душа?

Скажи, у волка есть душа?
Скажи, ему знакома жалость?
– Есть… – отвечала не дыша.
Добыча, жить которой миг осталось.
Она смотрела в эти желтые глаза,
В них отражалось всё – от гнева и до боли.
Он мог бы ей о многом рассказать,
О том как тяжело пришлось в неволе.
Как страшно лязгнул тот стальной капкан,
Как содрогнулся лес ночной от рева,
Как кровь ручьем лила из рваных ран,
О том, как он бежал, порвав оковы.
Он мог бы рассказать, что просто так
Ни разу, никого он не обидел.
Он даже знает, что такое доброта,
Он как и все любил и ненавидел.
Был ярок мир, как будто акварель,
И им двоим и леса было мало.
Цветами была выстлана постель,
А небо им служило покрывалом.
Затвор. Щелчок. И кончилась любовь.
И даже небеса от боли взвыли,
Стекала тонкой алой струйкой кровь.
Ответь, скажи, за что её убили?
Мы в этот мир пришли не убивать,
Живые существа. Мы все от Бога.