Карл Великий - страница 44
Вот как это событие описывается в хронике «Жесты франкских королей»: В то время (751 год) франки, недовольные тем, что у них нет способного короля, и тем, что им приходится в течение многих лет мириться с чередой неразумных принцев, которых дал им королевский род, захотели возвести Пипина Благочестивого на престол. Пипин отказался, но, собрав вождей народа, послал в Рим от их имени Бурхарда, епископа Вюрцбургского, и Фульрада, своего капеллана, с поручением расспросить папу Захарию о королях, находившихся тогда во Франции, слабость ума которых не позволяла им осуществлять власть, и спросить его, хорошо ли такое положение вещей или нет. Папа Захария, по совету римской знати, сообщил франкам, что лучше отдать имя короля тому, кто обладает мудростью и властью, чем тому, у кого есть только имя, но нет власти77. Форма этого ответа показывает, что он не содержал приказа папы, как утверждают некоторые хронисты78.
,чья преданность Каролингам привела их к такому ложному толкованию, а простую оценку и, самое большее, совет. Как мы видим, суверенный понтифик не претендовал на решение вопроса совести; он не выдвигал никаких соображений, кроме логических. Ему также не пришлось рассматривать правовые нормы взаимоотношений между монархом Меровингов и его подданными. Как мудро заметил один современный историк, папы, общие отцы верующих, не могут входить в эти вопросы права; они должны лишь признать факт; в противном случае римский двор оказался бы втянутым во все революции христианских народов79.
Мнение Захарии не оставляло места для угрызений совести. Чилдерик, последний из Меровингов, был пострижен в монахи и вернулся, спустя десять лет после ухода, в уединение монастыря. Весной 752 года на национальном собрании в Суассоне Пипин, по выбору всей Франции, при хиротонии епископов и покорности знати, был посажен на трон вместе с королевой Бертрадой, согласно древнему обычаю франков80. Святой Бонифаций, в качестве легата Святого Престола, короновал его в соответствии с ритуалом, который в то время использовался в материнской Церкви, и получил от него клятву, которая навсегда изменила институт монархии на европейском континенте.
Папская грамота Эгберта, епископа Йоркского (735 г.), описывает церемонию коронации англосаксонских королей, которой следовал в Соассоне ученик Эгберта, следующим образом: «Я клянусь, – сказал король, – сохранять в мире Церковь Божью и весь христианский народ под моим правлением, подавлять несправедливость, откуда бы она ни исходила, и сочетать справедливость с милосердием во всех моих решениях. Да простит нас всех добрый и милосердный Бог по своей вечной милости! Затем на голову короля возлили святое масло. Главные лорды подошли и вместе с епископами вложили в его руку скипетр. Архиепископ начал аплодисменты: «Да будет он всегда победоносным и великодушным! Пусть все его решения будут справедливыми и мудрыми! Пусть его правление будет мирным, и пусть его победы не будут стоить крови! Пусть его жизнь будет процветающей! Пусть после земного царствования он насладится вечным блаженством! – Затем народ трижды прокричал: Vivat rex in æternum!81 Таким образом, в лице первого каролингского короля верховная власть одухотворилась и стала основываться на ином принципе, нежели сила.
Впервые мы видим, как человек, облеченный ею, клянется соблюдать законы и брать на себя обязательства перед своими подданными, чье согласие, если не избрание как таковое, является необходимым условием его суверенитета. «Я признаю здесь, – заметил Озанам, – церковное право, которое не позволяет общине вопреки себе ставить начальника или посвящать епископа, не спросив согласия общины верующих; более того, я признаю публичное право Средневековья, которое отнимает суверенитет у Бога, но передает его народу, свободно передающему его одному или нескольким, на время или навечно