Кармела - страница 14

– И когда они успели закончить променад?

Голос был женский, ему ответил мужской:

– В самом деле! Я думал, все еще только на стадии разговоров. Правда, у моря не был с прошлого лета…

– И я.

Они начали обсуждать другое, личные дела, Пауль перестал слушать, но что-то не давало ему покоя, он доел торт, выпил одним глотком остаток кофе и поднялся. Через десять минут он уже шел бодрым шагом по Пикк Ялг, через двадцать подходил к смотровой террасе с видом на море и еще через две стоял у перил, обозревая открывшийся перед ним пейзаж. Вдоль береговой линии, повторяя ее очертания, тянулась так далеко, насколько видел глаз, бледно-серая гладкая лента. Конечно, променад могли построить и за то время, когда он не был здесь и на берегу… и давно ли?.. Дни незаметно складывались в недели, недели в месяцы, месяцы в годы, подумав, он понял, что не только в «Майясмокк», но и на улицу Пикк не попадал бог весть сколько лет… да, и однако он заметил то, на что наверняка не обратила внимания шушукавшаяся за его спиной парочка. Вдоль променада, отделяя его от улиц и домов, на всем протяжении был проложен узкий газон, на котором выстроились в ровный ряд не саженцы, гнущиеся на ветру, но зрелые, крепкие деревья.

Кармела сидела на софе, вытянув ноги и опираясь о подушку, вокруг сплошным пластом лежали фотографии, всякие, старые черно-белые, разного размера и формы, и современные цветные, одинаковые, как… тут даже банальное «горошины в стручке» не годилось, те менее схожи, одна чуть больше, другая меньше, природа не столь способна к унификации, сколь человек, унификации, стандартизации, вот и фотографирование, как и многое другое, утратило индивидуальность… Собственно, современными и эти снимки уже назвать было нельзя, теперь ведь делают дигитальные и держат в компьютере, почти никто их на бумагу не переводит, зачем, кто будет забираться в уголок с фотоальбомом, все привыкли торчать перед экраном… Старые фото делал папа, сам снимал, проявлял и печатал, Кармела помнила, как нередко пряталась с ним в ванной… слово «прятаться», конечно, отражало ее детское восприятие действительности… окна там не было, щель под дверью отец затыкал тряпкой, горел лишь красный фонарь, и Кармела представляла, что она в пещере, где тлеет костер. Впрочем, ее привлекало не только восхитительное ощущение первобытного бытия, ее захватывал процесс проявки, когда на белых листах, опущенных в ванночку с раствором, начинали вдруг возникать контуры лиц и фигур, похоже на волшебство, и, может, это был первый импульс, толкнувший ее к живописи, есть ведь нечто общее, перед тобой белая поверхность, на которой, повинуясь сначала воображению, а потом действию, появляются люди, деревья, горы, море…

Она вгляделась в лежавшую у нее на коленях карточку с узорными краями – эта была сделана в ателье, с ретушью, все такие красивые, папа, мама, она и брат, семейство в полном составе, теперь она вспомнила родителей и многое из детства… как старый маразматик, подумала она с иронией, у них ведь детские годы сидят в памяти прочно, как верроккиевский Коллеони на коне, а прочее… с прочим были нелады и у нее, фотографии тут не очень помогали, зря она не купила альбомы и не расставила их по годам, не говоря уже о том, чтобы поступить, как Дева Мария, у той даже было все написано, кто, где, когда, не поленилась обзавестись специальными фолиантами, в коих наличествовало и место для заметок. Неизвестно, правда, был ли бы и от подобной педантичности особый толк, в конце концов, Дева Мария принесла ей все свое собрание за последние восемь лет, набралось уже немало общих знакомых, и предполагалось, что она, Кармела, их припомнит, увы, от того, что она видела лица и читала имена, знания биографий не добавилось. Не помогало даже то, что некоторые из запечатленных на снимках людей были до странности похожи на персонажей ее фресок… хотя что тут странного, вполне естественно, и не люди похожи на персонажей, а наоборот, ведь, как и всякий художник, она не выдумывала лица и фигуры, она их видела, где-то, когда-то, кого-то, может, даже просила позировать… И, наверно, не случайно выбирала натурщиков или натурщиц, знала, видимо, их истории или просто замечала в них, угадывала шестым чувством нечто… Что если мрачная молодая женщина, которую она изобразила в качестве Электры, в самом деле ненавидела свою мать, считая, что та лишила ее отца, нет-нет, не убив того, в наше время мужей не убивают, с ними попросту разводятся и порой не дают встречаться с детьми, а дети, став взрослыми, ставят это матерям в вину… Или Гекуба, может, эта старая женщина пережила своего сына или дочь, даже обоих, случается и такое… Почему нет?