Неприятное предчувствие стало еще сильнее, но я его преодолела и тихонько двинулась вперед.
Надо же разобраться, в чем тут дело…
В конце концов, дверь открыта, так что Аглая Михайловна, скорее всего, дома…
Я отогнала от себя мысль, что могу увидеть сейчас распростертое тело на полу, и преодолела прихожую – медленно и осторожно, как минное поле, – заглянула в первую дверь…
За этой дверью была кухня. Большая такая кухня с высокими шкафчиками до потолка, а потолки в этой квартире были высокие – старый дом, раньше так строили.
Шкафчики были далеко не новые, однако относительно чистые. И мойка тоже чистая, не заваленная грязной посудой, чего я терпеть не могу. Я-то сама хозяйка так себе, если честно, не терплю только грязную посуду и незастеленную постель днем.
Стол и стулья были деревянные, по виду тяжелые и прочные – впрочем, я не проверяла.
На столе стояла чашка кофе с молоком, рядом с ней, на тарелочке, – надкушенный бутерброд с сыром.
Кофе в чашке еще не успел остыть – над ним поднимался чуть заметный пар.
Значит, Аглая только что была здесь…
Я снова окликнула ее – но отчего-то на этот раз тихо, вполголоса, как будто боялась кого-то потревожить… Хотя квартира большая, мало ли где хозяйка находится…
Выйдя из кухни, я вошла в следующую дверь.
Здесь была жилая комната.
Самая обычная обстановка – диван, два кресла, обеденный стол, сервант, книжный шкаф…
Большое высокое окно было полузакрыто плотной тяжелой бежевой шторой.
Прямо напротив двери был большой телевизор. Он был включен, но без звука. На экране двое одутловатых мужчин среднего возраста беззвучно кричали друг на друга. Один из них побагровел, выпучил глаза, как вареный рак, и замахал на своего собеседника кулаками. Это было одновременно смешно и странно.
И Аглаи здесь тоже не было.
Зато здесь был ужасный беспорядок – как будто в этой комнате жил невоспитанный подросток, а не одинокая малоприятная женщина средних лет.
На столе лежали скомканные колготки, на диване валялась поношенная тапка с розовым меховым помпоном, вторая такая же лежала на полу.
А рядом с этим тапком лежала старая замшевая косметичка Аглаи Михайловны – с вышитой на ней буквой «А», окруженной листочками и цветами.
Я точно знала, что это косметичка Аглаи Михайловны, – один раз на работе она уронила ее, разбирая сумку.
Ленка Голованова машинально наклонилась, чтобы поднять ее – так Аглая на нее прямо коршуном кинулась, чуть не вцепилась в глаза, выхватила у нее эту косметичку и зашипела, как потревоженная гадюка:
– Не трож-жь чуж-жое!
Ленка испуганно отшатнулась и, чуть не плача, пролепетала:
– Да я же вам хотела помочь!
– Не нуж-жна мне твоя помощ-щь…
Правда, Аглая тут же взяла себя в руки, изобразила кривую улыбку и добавила:
– Я еще не такая старая, сама могу наклониться!
И вот сейчас я увидела ее драгоценную косметичку на полу… выходит, не так уж она ею дорожит!
Я наклонилась, подняла ее, чтобы посмотреть, что там прячет Аглая Михайловна. Ведь косметикой она совершенно не пользуется – спрашивается, зачем ей тогда косметичка? Лекарство, что ли, какое-то с собой носит?
С другой стороны, если она сейчас войдет в комнату и увидит меня тут, то такое устроит!
Вдруг я дико разозлилась на начальника – надо же в какую историю он меня втравил! Вот его бы сюда сейчас на мое место! Вечно все неприятное на меня перекладывает!
Нет, нужно быстро обежать квартиру и уходить отсюда, потому что мне стало ясно, что хозяйки здесь нет. Не могу же я всерьез предполагать, что она вышла к соседке за солью, к примеру, а дверь не закрыла. Такого просто не представить, чтобы наша Аглая к соседке за солью бегала. Она небось всем соседям давно уже гадостей наговорила, и никто с ней не знается.
