Это было справедливое замечание. Я поднесла тарелку к глазам. Она походила на глиняное солнце.
– А как велика твоя зона? Когда ты вращал обороты в этой комнате, двигался ли мир снаружи?
– Может быть, – сказал он туманно. – А может, и нет.
Я подождала еще немного, но старик молчал. Тогда я решила проверить сама. Сжимая тарелку в руках, я вышла на улицу. Пылающий фрагмент светила все так же висел в позе заката. Я протянула руки к небу и заслонила солнце тарелкой. Оранжевый свет обрамлял края. Я медленно прорулила ее направо, но это ничуть не повлияло. «Должно быть, солнце совершило круг и вернулось обратно в начало», – решила я. Совершило цикл. Удовлетворенная этим объяснением, я возвратилась в прохладный тупик.
– Солнце вращает. Оно не меняется, – сказал старик. – Звезды неподвижны. Они оборачивают планеты, как тарелка – комнату, и все меняется. Кроме них. В этом и заключается их идея.
– Но этот город остановился. Почему?
– Здешней звезде наскучило вращать. Она устала, – мысленно вздохнул старик. – Или он… – добавил он едва слышно.
Я положила тарелку на пол и подошла к изображению на стене.
– Это ты, да? Ты звезда?
Он мысленно кивнул.
Я смотрела на линии, составляющие его лицо, эти вены древних стен, вблизи как пересохшие русла рек. Его мечта обратилась в капкан. Он был скован опасным знанием и был обречен навечно оборачивать события без возможности вернуться в их ход, стать их частью. На фоне глубины его трагедии мои печали казались миниатюрными.
– То есть ты на самом деле там, в небе? А эта картинка? Что это?
– Наоборот. Картинка – это я. А в небе – пылающий шар. Он обозначает, что я здесь. Его легко вращать. К тому же он светит и обогревает. Это очень удобный аксессуар. Многие звезды используют такие шары. А физическую форму каждый из нас выбирает себе сам, по настроению. Физическое – оно не ментальное. Оно всегда проще. Одни звезды предпочитают цвести фазой в расступающихся неглетах аутиков, другие состоят из воды, из волокон, из чистого цвета. Я вот – изображение на стене. Форма не важна, важна функция.
– А что испытывает этот шар, когда его вращают? На что это похоже?
– Я не знаю. Меня никто не вращал прежде. Среди звезд это дурной тон. Ты хочешь попробовать?
– Я?
– Конечно. Я могу провернуть тебя несколько раз, а ты расскажешь, каково это. Мне интересно. На самом деле. Я давно уже не испытывал любопытства. Очень давно. Ну, так что скажешь?
– Да, – сказала я твердо. – «Во мне нет места для сомнений, – подумала я закрыто. – Я готова встретить все что угодно».
– Хорошо. Я начинаю, – сказал он. – Я сначала оберну тебя назад, а потом вперед, чтобы ты ощутила оба состояния. Готова?
– Да, – повторила я и сжала кулаки.
Волосы мои шевельнулись и легли набок, как от порыва ветра. Осторожная, но неизмеримо мощная сила провернула мое тело вокруг оси, будто толкая меня изнутри. Еще раз. Еще, ускоряясь. Комната вертелась все быстрее и быстрее и вдруг что-то щелкнуло, достигнув уровня, как механическая передача, и я оказалась в другом месте. Там обороты замедлились на мгновение, достаточное, чтобы распознать местность: на входе в город, в тумане с прожекторами, – и ускорились снова, унося меня все дальше в прошлое. Я прошла сквозь огонь, и запахло пластилином. Теперь я была на Влазе.
Я проживала события в обратную сторону, но не с полной отдачей, а отстраненно, хоть и с проницательной ясностью. Я видела себя со стороны: как я говорила с лазом и тут же, на лодке, как лодочник ноет и готов взорваться. Еще чуть дальше. Катушка оборотов разматывалась, и я подходила к началу, туда, где я проснулась посреди реки и не могла вспомнить, что было перед этим.
