Картограф Шрамов - страница 17
В голове крутились слова его деда: “Война – это проверка на человечность. И только тот, кто её выдержит, достоин называться человеком” .
Милош понимал, что ему предстоит пройти эту проверку. И он должен выдержать её любой ценой.
Милош, вчерашний студент-медик, чьими кумирами были не генералы, а выдающиеся хирурги вроде Николая Пирогова, мечтавший о тихой, спокойной жизни, посвящённой спасению людей, в одночасье стал военным врачом. Его, вместе с другими студентами старших курсов, мобилизовали в первые же дни войны. Никаких тебе выпускных экзаменов, никаких тебе торжественных речей и вручения дипломов. Вместо этого – грязная военная форма, автомат Калашникова и приказ явиться в полевой госпиталь, развёрнутый в подвале старой, полуразрушенной школы на самой окраине Сараево.
По дороге к сборному пункту Милош вспоминал слова профессора анатомии, старого, ворчливого, но очень талантливого врача: “Медицина – это не просто наука, это – искусство. Искусство сострадания, искусство исцеления, искусство продления жизни”. Тогда эти слова казались ему красивой фразой, а теперь он понимал, что в них заключён глубокий смысл.
В сборном пункте царил хаос и неразбериха. Сотни молодых парней, таких же, как и он, испуганных и растерянных, толпились в тесном помещении, ожидая своей участи. Кто-то молча курил, кто-то читал молитвы, кто-то отчаянно прощался с родными и близкими.
Милош, стоя в очереди на получение оружия, услышал обрывок разговора двух солдат.
– Говорят, что сербы совсем озверели, – говорил один из них. – Стреляют по всему, что движется. Никого не жалеют.
– Да пошли они к чёрту, – ответил другой. – Мы им покажем! Мы за свою землю будем стоять до последнего!
Милош поёжился. Ему было страшно. Он никогда раньше не держал в руках оружие. Он не знал, как убивать. Он хотел лечить, а не воевать.
Вспомнилось, как отец, говорил ему: “Война – это всегда трагедия. И неважно, кто прав, а кто виноват. В войне всегда страдают невинные люди” .
Милош, едва переступив порог полевого госпиталя, расположенного в сыром, пропахшем плесенью подвале бывшей школы, едва успел вдохнуть воздух, как его обоняние атаковала удушливая смесь запахов: хлорки, скрывающей зловоние гниющей плоти, крови, пропитавшей каждый сантиметр пространства, и медикаментов, призванных хоть как-то облегчить страдания. Он машинально вспомнил лекции по десмургии, где профессор, словно предчувствуя будущее, говорил: «Бинты и вата – вот ваши главные союзники в борьбе за жизнь солдата».
В хаотичном гуле стонов, криков и бессвязных просьб о помощи, он различил чьи-то приглушённые рыдания. Внезапно, словно вихрь, к нему подлетела Ясмина – молоденькая медсестра, с перепачканным кровью лицом и растрёпанными волосами, в глазах которой плескался первобытный ужас. Её хрупкая фигурка казалась совершенно беззащитной в этом царстве смерти.
– Доктор! Умоляю, помогите! – воскликнула она, хватая Милоша за рукав грязного халата. Её пальцы судорожно впились в ткань, словно он был ее последней надеждой. – У нас операция… Срочно! Осколочное… Совсем молодой…
Милош, словно очнувшись от оцепенения, последовал за Ясминой в импровизированную операционную – крохотную комнату, освещённую лишь одинокой лампочкой, свисавшей с потолка на тонком проводе. В этом скудном свете лица людей казались бледными и измождёнными, словно лишённые жизни.