Медиум:
Почти все решили однозначно:
– Обманут, конечно.
И только Алла Два, которую так никто отсюда и не выгнал, ибо одни думали:
– Тоже чё-то пишет, – а скорее, внебрачная дочь СНС, которую не удалось пристроить к свому олигархусу, ибо кибернетике, а тем более в таких махинациях, как выдача всем новых рабочих костюмов по пятницам, каждые полгода, – не соображала абсолютно. Как высказался по этому поводу Кот за очередной стойкой бара:
– Вот и видно, что твой дед был мелким предпринимателем с кулацким уклоном:
– Всё только себе и себе, – а другим только:
– Чтобы тоже работали.
И возникает закономерный вопрос:
– А если они не могут? – Вот бывают же люди с цере-параличом, или другие, или другие убогие любители обмена валюты с меньшими, чем в банке процентами.
– Вы считаете, что они, как прирожденный пролетариат, имеют право, но на что, я не понимаю?
– Право выйти к стоянке такси в одних панталонах, – невозмутимо ответил Штрассе.
– Это хорошо, значит машина действительно есть, и она достанется мне, как человеку, желающему иметь ее на генетическом уровне.
Первым тостом на банкете, однако, был тост не за Лауреата Премии, которую:
– Все только и ждут, – а Михаила Маленького и Тётю, которые смогли без посторонней помощи обычных хомо сапиенсов выбраться из подземного царства, хотя и:
– Более-менее искусственного, – как сказал выступавший первым Германн Майор. – А это значит, что вам хоть кол на голове теши, и всё равно:
– Не поверите, что такая возможность существует в реальности.
Поэтому, надо просто подарить им что-нибудь за смелось, и пусть развлекаются, как все дальше.
– У нас ничего нет, – вяло ответил Плинтус, прожевывая заливное из белой – наполовину, а на вторую половину:
– Красной рыбы, – в которую, как ему показалось, положили больше, чем надо, желатина, сделанного из копыт и рогов того мамонта, который жил:
– Много, много лет, – назад.
– Я не буду, – сказал он.
– Не будешь деньги сдавать на подарки? – спросила СНС.
– Не буду есть это заливное из мамонта.
– Что же с ним делать? – спросила Мотя, вертевшаяся около этого торца стола.
– Да, друзья мои, мне будет мучительно больно вспоминать. – ввязалась и Грейс, переговаривавшаяся до этого с барменом у стойки, но слушающая всё, как Некоторые, что говорится в её владениях, – об этом единственном в своем роде происшествии отказа от моих лично-виртуальных рецептов и способов приготовления оригинально-обычных:
– Завтраков, обедов и ужинов.
– Я его доем, – сказала Алла Два, которую, как уже было сказано:
– Пустили за стол бесплатно, – так как Кот пообещал:
– Если что может обслужить без денег, – но не в нашем ресторане.
– Что значит, не в нашем? – удивилась Редисон Славянская, еще не всё понимавшая в этом, забытом ей – она думала – навсегда мире людей, адекватных только на:
– Хоть какое-то бабло.
– Ну, если этот кабак Ван Гог сегодня наш, то Берендей, естественно:
– Не наш, – так как не могут два кабака уместиться одновременно в одном сознании.
– А она оттуда?
– Естественно.
– Пусть докажет, – сказал Плин. – Хочу, чтобы она доела моё эссе – прошу прощенья, пока что только заливное, так как сама же и заикнулась об этом.
– Да, я съем, конечно, ибо не думаю, что писатели бывают заразными, как куры и мясные свиньи.
Про кур и свиней все пропустили мимо ушей, так как подумали:
– Она бы не решилась обзывать заразными свиней – которые, кстати были у Клинта Иствуда перед тем, как заболели и умерли, а он вынужден был идти защищать проституток в публичном доме, где всем и понравился, естественно, так как убил не только всех, но и самого шерифа того городка на окраине саванны, – если бы:
