Стук. Чёткий. Спокойный. Ровный. Как пульс самой земли.
– Бьется? – с легкой улыбкой спросил Дэм.
– Да, и так… хорошо. Тук… тук-тук… тук… тук-тук… Я готова так стоять вечно, – прошептала я. На миг показалось, будто всё плохое ушло.
– Это нечестно, – тихо сказал он, отстраняясь. – Если ты стоишь вот так, я не слышу твоё сердце. А оно звонкое. Живое.
Я усмехнулась и приложила ладонь к его груди.
– Но твое тоже живое.
– И я рад, что хоть для кого-то оно – живо, – грустно улыбнулся Дэм.
Его глаза манили, гипнотизировали. В них не было тьмы, только бескрайняя глубина, в которой можно утонуть и не пожалеть. Он был высоким, красивым, настоящим. Удивительно, как рядом с ним мне вдруг стало спокойно. Уютно. Почти… безопасно.
– Дэм, а ты зачем пришел? – спохватилась я, наконец выныривая из уютного кокона объятий. – А то я тут, вся такая слезливая, а ты, может, по делу?
– У нас сегодня собрание по поводу игр. Надо основной состав выбрать. Только есть одна «маленькая» проблема, – слово маленькая он произнёс с такой иронией, что я сразу насторожилась.
– В каком смысле "маленькая"? – я уже чувствовала, как внутри всё сжимается.
– К ребятам приехали их невесты, – невозмутимо сказал Дэм.
Стадион Академии, что раскинулся у самого подножия восточной башни, ежедневно в час дня становился нашей территорией. Лишь в это время и в этом месте мы могли отрешиться от суеты и отточить боевые навыки без посторонних глаз. Но сегодня, похоже, проверялась не физическая форма, а моя нервная система.
Я стояла в центре поля, перед низкими трибунами, где чинно расселись три десятка витязей. Однако каждый из них был буквально оккупирован представительницей прекрасного пола. Барышни сидели у них на коленях, как кошки на подоконнике, и, нисколько не смущаясь, целовали, шептали, заливались смехом.
Рядом со мной стоял Дэм, неподвижный, словно вытесанный из камня. Его губы были плотно сжаты, но выражение глаз ясно говорило: возмущение делили на двоих.
– Ни стыда, ни совести, – пробормотала я, сдерживая раздражение. – Прямо на поле, при всех! Сидят на коленях, как на тронах, и ведут себя так, будто театр объятий открыл сезон. Парни ж скоро синими станут…
Сколько можно? Это ведь не бал, не гости у бабушки. Это тренировочный день! Где же дисциплина, в конце концов?
Жору сегодня спас приезд отца – парень с самого утра уехал. А вот Димон исчез куда тревожнее: Дамир так и не вернул его. Что происходит, Тьма побери?
Хоть бы он был жив…
– У тебя глаз дёргается, – негромко заметил Дэм.
– Если они не прекратят, у меня дёрнется не глаз, а меч из ножен. И тогда, уверяю, на этих трибунах будет на одну партию невест меньше, – процедила я сквозь зубы.
Дэм, кажется, только усмехнулся, едва заметно качнув плечом. Он спокойно положил руку мне на плечо, жест мягкий, почти заботливый.
– Может, не стоит так остро реагировать? Они просто девушки, Мир.
Просто девушки… просто ураган в юбках.
Я резко развернулась и прижалась к нему, обняв неожиданно крепко. Ухом коснулась его груди – внутри билось ровное, спокойное сердце. Вот оно… моё лекарство.
Хорошо. Тихо. Спокойно. Он – якорь.
– Эй! – донёсся голос с трибун. – Мира, вы там что, роман снимаете?
Я обернулась. Это был Норт. Я смерила его взглядом и хмыкнула:
– Лучше бы молчал. Ты с помадой на щеке и капелькой слюны на подбородке – как-то не внушаешь авторитета.
– Это "Клубничка", – отозвалась черноглазая девица с алыми губами. Кажется, её звали Катей… или Кэт? Кто их разберёт. Она восседала на коленях бедняги Потрошителя и не прекращала его целовать, словно думала, что он испарится.
