– Знаешь что? Ты годами изводила меня своими закидонами и «шуточками», – он показал пальцами кавычки. – Поэтому, честно, да. Да, я наслаждаюсь всем этим. Прямо-таки упиваюсь! И мне даже не стыдно. В конце концов, ты превратила мое детство в ад, так что… Карма, привет.
Катя аж задохнулась от возмущения.
– Я? – завопила она, вскакивая на ноги. Возвышаться над Захаром было неожиданно приятно. – Я превратила твое детство в кошмар?
– Ты приклеила к моей руке кошачий лоток. Суперклеем!
– Да, но…
– Ты подбросила в мой школьный рюкзак трусищи своей матери. Пятьдесят шестого размера! Знаешь, что было, когда пацаны из класса их нашли?
– Да, но…
– Сущий ад!
– Я…
– Ты. Сводила. Меня. С ума! – заорал Захар, теряя самообладание и вскакивая с кресла. – Ты, черт возьми, разбила мое… Хватит.
Запнувшись, он вдруг резко замолчал и отвернулся, явно пытаясь взять себя в руки. Катя, опешив, смотрела на то, как его плечи поднимаются и опускаются от тяжелого дыхания, будто Захар только что пробежал стометровку наперегонки с Усэйном Болтом. Она еще никогда не видела его таким. В детстве Захар был как каменная глыба, которую ей все время хотелось расшевелить. Как чертов буддийский монах, который не реагировал ни на одну из ее проказ! А теперь вдруг такое…
– Я больше не хочу продолжать этот разговор и делать тебе одолжений тоже не стану, – глухо выдавил Захар.
– Но… – в который раз пролепетала Катя, ошарашенная его напором. Захар обернулся. Свет, бьющий из окна, обнял его фигуру, и девушка в который раз поразилась тому, как же чертовски сильно он изменился. Она понятия не имеет, кто этот новый Захар!
Эй, незнакомец, куда ты дел моего закадычного недруга детства?
– Я бы не стал с тобой жить, даже если бы умирал от жажды, а ты держала в руках последний в мире стакан воды, – припечатал Захар. – Ты ходячая катастрофа. Ты красная кнопка на ядерной бомбе. Даже не так: ты и есть эта самая ядерная бомба, после которой на земле не останется вообще ничего живого! Ты назойливая, шумная, эгоистичная, ты просто физически не способна уважать ничьи желания, кроме своих! И, знаешь, что? Я просто не хочу с тобой жить. И не буду.
В воцарившейся тишине стало слышно, как где-то капает вода. Наверное, Захар не до конца закрыл в ванной кран. А может, это Катино сердце обливалось кровью от обиды и несправедливости. Неправда. Каждое чертово слово Захара было абсолютной, чистейшей неправдой! Катя, конечно, была далека от идеала, и да, иногда она и правда бывала слишком настойчивой, мстительной, вредной… Но таким чудовищем, каким описал ее Захар, – никогда!
Уж, конечно, ей стоило промолчать в этот раз. Или попытаться его умаслить. Или… Ой, да какая разница! Все равно она не могла пересилить себя.
– Знаешь, что… – Катя отбросила косу за спину и выпрямила спину. Теперь они с Захаром стояли почти нос к носу – точнее, нос к кадыку – и Катю чертовски бесило, что он возвышается над ней, будто фонарный столб. На мгновение у нее мелькнула шальная мысль забраться на кофейный столик, но Катя тут же отмела ее как совершенно нелепую. Вместо этого она вздернула подбородок вверх и стиснула кулаки. – Вовсе не обязательно быть таким… таким говнюком! Может, ты и стал выглядеть как суперзвезда, но в душе остался все тем же отстоем. Катись ты к черту с этими своими плечами, татуировками и дурацкой сережкой в дурацком ухе. Могу поспорить, в переводе этот иероглиф означает слово «суп». Или «свиная блевота», которой ты, кстати, и являешься.
