Читать онлайн Виктор Прудников - Катуков против Гудериана

Нельзя сказать, что в нашей литературе, как и литературе мировой, теме Великой Отечественной войны мало уделялось внимания. Ей посвящены горы книг, монографий, статей, очерков, многие из них писались в годину тяжелых испытаний. Еще до окончания боев, когда Берлин оказывал ожесточенное сопротивление и фашистская Германия не была повержена, в армейские штабы и управления войсками поступила директива ЦК ВКП (б) с указанием необходимости обобщить боевой опыт частей и соединений Красной Армии. Работа началась незамедлительно.

В конце 50-х и особенно в 60—80-х годах появилась масса мемуарной литературы, от которой впоследствии ломились книжные полки наших библиотек.

Нашему читателю хорошо известны мемуары советских полководцев и флотоводцев – маршалов, адмиралов, генералов – Г.К. Жукова, П.И. Батова, К.К. Рокоссовского, Н.Н. Воронова, И.С. Конева, А.М. Василевского, К.С. Москаленко, С.Е. Захарова и десятков других. Но даже маршал Жуков, с авторитетом которого считались в СССР и считаются теперь в России и странах СНГ, не мог в силу ряда объективных причин правдиво отразить отдельные исторические моменты Великой Отечественной войны. Уже после ухода из жизни Георгия Константиновича в печати появились дополнительные странички к «Воспоминаниям и размышлениям», опубликованные ближайшими его родственниками.

В том же ключе написана книга маршала бронетанковых войск М.Е. Катукова «На острие главного удара». Михаил Ефимович начал войну полковником, командиром танковой дивизии, закончил генерал-полковником, командующим 1-й гвардейской танковой армией, стал дважды Героем Советского Союза. Кому как не ему знать о массовом героизме советских людей, но тем не менее и в его работе прослеживается все тот же стереотип. Нет смысла спорить по поводу героизма фронтовиков: он проявлялся везде и всюду. Но героизм говорит лишь о характере войны, ее жестокости, но ни в коей мере не раскрывает тайн войны.

Известно, что решающую роль на полях сражений в годы Великой Отечественной войны играла техника: танковые и моторизованные войска, авиация и артиллерия. Выигрывала та сторона, у которой они были лучше, качественнее.

Успех зависел, безусловно, и от людей, управлявших техникой, организовывавших ее использование, умевших «сколачивать» штабы, боеспособные части и соединения. Не случайно, например, во главе танковых соединений оказались в СССР – Катуков, Лелюшенко, Богданов, Кравченко, Гетман, Кривошеин, в Германии – Гудериан, Готт, Клейст, Рейнгардт, Гейер, Хейнрици, Вайзенбергер.

Доподлинно известно: если надо было остановить противника, осуществить прорыв на каком-нибудь участке фронта, Сталин направлял туда Катукова, Гитлер, соответственно, – Гудериана.

Особое доверие Сталина к Катукову, а Гитлера – к Гудериану породило у автора мысль проследить за ходом военных действий на тех участках фронтов, где частями и соединениями командовали эти военачальники. Генералам никогда не приходилось встречаться – ни до войны, ни после разгрома Германии, но они постоянно соперничали, вели, если можно так сказать, незримый бой, начиная с сентября 1939 года и до окончания войны: оба участвовали в разгроме Польши, в битвах под Москвой и Курском, на берегах Вислы и Одера, на заключительном этапе войны – в боях за Берлин.

Автор посвящает эту работу тем, кто пал на полях сражений, и тем, кто выжил в адском горниле войны, тем, кого помнят и кто давно забыт, несмотря на заслуги перед Родиной.

Раннее утро 15 мая 1945 года было тихим и безветренным. Солнце взошло, и его косые лучи касались тополей, в которых утопал пригород Берлина – Целлендорф.

Жизнь в его кварталах начала пробуждаться. Первыми на улицах появились торговцы: через час-другой им предстояло открывать свои торговые заведения – лавочки и магазины.

Война обошла Целлендорф стороной. Здесь не видно привычных воронок от бомб и снарядов, разрушенных зданий и битого кирпича, грудами лежавшего на проезжей части дорог. Союзники не бомбили юго-западную часть Берлина. По предварительному договору Целлендорф должен был входить в английскую зону оккупации. Бомбовым ударам подвергался весь восточный сектор Берлина. Тут уж союзники старались вовсю.

В лесных массивах недалеко от Берлина размещалась 1-я гвардейская танковая бригада 8-го гвардейского механизированного корпуса 1-й гвардейской танковой армии. После капитуляции гитлеровской Германии соединения танковой армии были выведены из Берлина. Уже более недели не стреляли пушки, танки не штурмовали укрепления врага – доты и дзоты, уличные заграждения и баррикады, пехота не ходила в яростные штыковые атаки, автоматчики не «выкуривали» из подвалов «фаустников». И люди, и военная техника отдыхали после напряженных лет войны.

До побудки в военном лагере 1-й гвардейской танковой бригады оставались считаные минуты. У палаток и землянок, оборудованных умельцами из хозяйственного взвода, находились старшины и офицеры. Тут же стоял комбриг полковник Иван Никифорович Бойко, посматривая на часы.

С сигналом «Подъем!» начинался у бригады новый мирный день. День особый: ожидался приезд командующего армией дважды Героя Советского Союза генерал-полковника М.Е. Катукова. Бойко узнал о приезде командарма от начальника штаба армии генерал-лейтенанта М.А. Шалина, с которым разговаривал по телефону в конце прошлого дня.

К встрече готовились все подразделения, каждый боец и командир. Готовился и сам командарм. Для него 1-я гвардейская бригада – соединение особое. И не только потому, что награждено орденами Ленина, Суворова, Кутузова, Богдана Хмельницкого, награждено заслуженно, а потому, что оно прошло вместе с ним боевыми дорогами от Мценска до Берлина.

Утром из Берлина в сопровождении мотоциклистов и броневика с охраной вышли машины и взяли направление на юг. Еще кое-где дымились развалины поверженного города. Вдоль дорог работали саперы, расчищая проезды и проходы от мин и снарядов, растаскивали колючую проволоку и другие заграждения. Там, где они прошли, ставились примелькавшиеся таблички с надписью: «Проверено. Мин нет!»

Рядом с саперами трудились немцы – несколько групп пожилых рабочих, одетых кто во что горазд. Они разбирали завалы разрушенных зданий.

После прекращения боев берлинцы сумели много сделать по расчистке дворов и улиц. Труднее всего давалась организация продовольственного снабжения населения. Несмотря на принятые советским командованием меры, продуктов в городе все равно не хватало. Часто можно было видеть такую картину: у дымящихся солдатских кухонь выстраивались длинные очереди. Женщины, старики и дети, держа в руках котелки, чашки, а то и просто консервные банки, терпеливо ждали, пока повар, сердобольный советский солдат, нальет в них горячего супа.

– Оживает Берлин, – произнес командарм, кивком головы указывая на бесконечный поток людей, идущих по обочине дороги. Многие везли тележки с нагруженным нехитрым домашним скарбом. – А то ведь еще несколько дней назад улицы города были совсем пустынны, словно все вымерло вокруг.

Шофер, не отрывая взгляда от дороги, отозвался:

– Так Геббельс, товарищ генерал-полковник, на всю Германию кричал, что большевики уничтожат всех поголовно, даже малых детей. А они вон – хлебают суп, уписывают кашу за обе щеки и радуются, что остались живы.

Машины, набирая скорость, выскочили за городскую черту. Серой лентой стлалось широкое шоссе, на котором лишь местами зияли воронки от разорвавшихся бомб и снарядов. Вскоре показался лагерь 1-й гвардейской танковой бригады.

На лесной опушке выстроились боевые машины, как на параде, колесо к колесу, гусеница к гусенице. В четком строю стояли экипажи, гвардейское знамя колыхалось на ветру.

«Мерседес» застыл на правом фланге, рядом остановилась машина члена Военного совета Попеля.

Комбриг Бойко подал команду:

– Смирно! Равнение направо!

Приняв рапорт, командарм пошел вдоль строя, внимательно вглядываясь в лица солдат и офицеров. Все они – механики-водители, башенные стрелки, командиры танков – еще недавно штурмовали городские кварталы Берлина, рискуя в последнем бою погибнуть от фашистских пуль и осколков разорвавшихся снарядов.

В центре поляны уже стоял невысокий стол, покрытый кумачом. Возле него хлопотал Попель, готовясь к церемонии награждения. Офицер отдела кадров вынул из портфеля необходимые документы, коробочки с орденами и медалями.

Катуков произнес короткую речь:

– Товарищи бойцы и командиры! Дорогие первогвардейцы! Сегодня мне выпала почетная миссия вручить вам боевые награды в особых условиях, в условиях мира. Вы честно сражались, как подобает солдатам, громили противника везде и всюду, шли вперед, не страшась смерти, теряли боевых друзей и товарищей. Наш путь пролег от Орла до Берлина. Такое не забывается!

В строю – оживление. Еще бы! Разве можно забыть огненное пекло многочисленных боев, откуда, казалось, невозможно выбраться живым?

Офицер отдела кадров начал поименно вызывать к столу бойцов и командиров. Попель брал коробочку с орденом или медалью, передавал ее Катукову. Вручая награду, Михаил Ефимович каждому пожимал руку, желал дальнейших успехов в службе.

Ответ был один:

– Служу Советскому Союзу!

Всматриваясь в лица первогвардейцев, командарм пытался отыскать тех, кто воевал с ним в октябрьские дни 1941 года. И не находил. Выйдя на середину строя, он спросил:

– Кто воевал под Орлом и Мценском в четвертой бригаде?

Строй не шевелился, ни один человек не сдвинулся с места: таких просто не оказалось.

Последовал новый вопрос:

– Кто воевал со мной на Волоколамском шоссе? Пять шагов вперед!

Строй раздвинулся, с десяток человек вышло вперед. Это были все, кто остался в живых после ожесточенных сражений под Москвой. Как ни прискорбно, но это так. Каждый бой выводил из строя все новых и новых людей. Одни погибли под Мценском, под Москвой и Курском, на Южном Буге, Висле, Одере, в Померании, под Кюстрином и под Берлином, другие по ранению выбыли из армии, демобилизовались, третьи после госпиталей попадали в другие части и войну заканчивали в танковых армиях Богданова, Рыбалко, Лелюшенко, Ротмистрова и других.

Катуков подходил к каждому бойцу, обнимая, с трудом произносил слова:

– Спасибо... Спасибо, что выжил... Душевно рад видеть тебя, герой...

В тот день командарм и член Военного совета успели побывать и в других соединениях армии, вручали награды. В Берлин возвращались поздним вечером, ехали в одной машине в нарушение установленных правил.

В дороге Михаил Ефимович был неразговорчив, больше молчал. Видимо, встреча с сослуживцами сказалась на его настроении. На вопросы Попеля отвечал односложно и даже неохотно. Николай Кириллович, наоборот, был в приподнятом настроении, всячески старался отвлечь командарма от мрачных мыслей, то и дело втягивая его в обсуждение проблем, которые предстояло решать в ближайшее время.

Мысли напирали одна на другую, кружились, словно в калейдоскопе. Михаил Ефимович перебирал в памяти прожитые годы. Получалось так, что они составляли половину, а быть может, и большую часть жизни. В сентябре ему исполнится сорок пять лет. Двадцать шесть – в армии. Почти шесть лет воевал. Полтора года в Гражданскую, все остальные теперь, в Великую Отечественную.

Человек, проживший значительную часть своей жизни, сделавший в ней что-то важное, существенное, в минуты душевного подъема обращается к детству и юности, к тем дням, когда начинал свой самостоятельный путь.