Сталин великодушно махнул рукой – так, словно «отпускал» преданному, но явно не семи пядей, соратнику.
– Ладно, поговорим лучше о наших делах. Борис Михайлович?
Шапошников попытался «вспомнить за строй» – и начал отрыв от стула.
– Сидите, сидите, – «раздобрился» вождь. – Ваш прогноз, кажется, сбывается. Польша оказалась не соперником Германии – и свою военную несостоятельность продемонстрировала в ударные сроки. Скажу честно: это – неприятный сюрприз. Неприятный не для Польши: для нас. Как говорится, «мы так не договаривались».
Молотов усмехнулся: Сталин в очередной раз демонстрировал свою парадоксальность и алогичность. Ведь, когда дела шли хорошо, он, по ситуации обязанный пребывать в хорошем настроении, пребывал в плохом. Зато, когда «дело пахло керосином», он, как ни в чём не бывало, шутил, был полон энергии, мажора и оптимизма. Ну, словно пытался всем этим поделиться с товарищами, реагирующими на плохое традиционно, и поддержать их личным примером. Вот и сейчас вождь пребывал, если не в мажорном, то в рабочем настроении – и вполне кондиционным.
– Так, что, Борис Михайлович уже сделано в плане нашей подготовки?
Шапошников развернул папку.
– Всё то, о чём мы с наркомом докладывали Вам на прошлой неделе, товарищ Сталин, выполнено. А именно: приказ погранвойскам, продление срока службы всем, подлежащим демобилизации, выделение из управления МВО управления Десятой армии с передачей его в состав Белорусского Особого военного округа. Кроме того, закончена разработка плана наступления против Польши. Генштаб подготовил приказы БОВО и КОВО о развёртывании полевых управлений округов. В составе обоих округов создаются оперативные группы войск: четыре – в БОВО, три – в КОВО. Подготовлены совместные директивы наркома обороны и Начальника Генерального штаба «О начале наступления против Польши».
– Покажите.
Шапошников немедленно передал Сталину скрепленные металлической скрепкой машинописные листы. Сталин быстро пробежал глазами текст.
– Неплохо – но чуть больше категоричности не помешает.
Сталин вернул бумаги Шапошникову, и на мгновение ушёл глазами в сторону.
– После слов «… скрытно сосредоточить и быть готовым»… лучше написать так: «к решительному наступлению с целью молниеносным ударом разгромить противостоящие войска противника». Не возражаете, Борис Михайлович?
– Ну, что Вы, товарищ Сталин? – улыбнулся Шапошников – и взялся за карандаш.
– А что у тебя, Вече?
Сталин пустил струю дыма в сторону Молотова. Предсовнаркома разгладил пальцем короткий ус.
– Сегодня Шуленбург опять просил меня – а в моём лице советское правительство – сообщить ему дату наступления Красной Армии. Сослался на запрос Берлина.
Сталин хмыкнул.
– Так ведь позавчера уже просил – и о том же самом?
Молотов покривил щекой – и развёл руками.
– Теперь не отстанут. Будут «душить», пока мы «не сознаемся».
Сталин и Ворошилов рассмеялись. Шапошников, занятый поправками вождя, участия в общем веселье не принимал.
– Ну, и что ты ему ответил?
– Сказал, что время ещё не пришло.
– Он, конечно, «обрадовался»?
– Ещё, как! – хмыкнул Молотов. – Но с меня – что возьмёшь? Я ведь – «Господин Нет»!
Ещё немного посмеялись. Совсем немного: вождь не дал «развернуться».
– Кстати – насчёт «обрадовался».
Сталин вернулся к столу, и быстро нашёл нужную бумагу.
– Тут мне сегодня докладывал начальник Разведуправления.
Никто, в том числе и военные, не стал делать удивлённых лиц: начальник Разведуправления Генштаба докладывал Сталину напрямую, минуя все инстанции. Ну, вот «так получилось». Разумеется, никого этого не удивляло и не возмущало.
