Иртисс ловко сбросила платье несколькими движениями: она помассировала плечи, отклеила живую ткань от тела, затем отлепила последний лист с талии. Учительница осталась передо мной полностью обнажённой, и я застыла в восхищении, рассматривая бесчисленные чёрные узоры на светло-зелёной коже. Они растекались по всему телу: опоясывали бёдра, завивались на талии и полосами шли вдоль правой груди. Смотрела я на госпожу недолго, из-за неловкости, но узоры на теле келле снова приковали взгляд. Тогда-то я и поняла, что это не просто узоры, это… шрамы и глубокие борозды на коже. Самый больший из них шёл от правого плеча вниз, продолжался по груди, разделяя сосок, и заканчивался внизу живота.
Аж дёргает от одной только мысли, что может нанести такие страшные раны. Прямо по груди, ох. Иртисс, наверное, было очень больно. Конечно, дура, ей было больно! А все эти рисунки и узоры специально нанесены, чтобы хоть как-то скрыть дефекты. И не только у Иртисс. Вон одна пошла с такими же рисунками, вон другая старшая сестра. Да окрылеть, тут почти все старшие со скрытыми увечьями. И кто их делает? Неужели те корни, о которых постоянно рассказывают? Что ж за корни то такие? За что они так этих женщин бьют?
Ладно, я на озере Оос, надо выкинуть дурацкие мысли. Мне почему-то вспомнились слова про «нарастить мясцо» и глядя на Иртисс я поняла, о чём она говорила. Моя келле была немного крупнее своих сверстниц: накачанная спина, сильные бёдра, большая налитая грудь, крепкие руки.
Иртисс щёлкнула перед глазами пальцами.
– Отомри, раздевайся.
Она помогла мне снять иинэ, заметила мою скованность. Ладно, тут все голышом, чего стесняться? Взяв меня за руку, келле повела меня в приятую тёплую воду, где к нам сразу сплылись маленькие рыбки, счищая всю грязь.
Купались мы долго: окунались до тех пор, пока рыбки полностью не очистили наши тела. Госпожа подняла мне клафт и наклонила голову. Тщательно, даже с грубостью она мыла мои тики на затылке. Также скрупулёзно начистила крылья. А вот я с такой же задачей, когда келле попросила помочь помыться ей, справилась не сразу. Никогда не мыла другую кавианку. Уже потом, чистые и свежие я и келле купались в своё удовольствие.
Как хорошо-о! Надо расслабиться, обсохнуть. Осматриваю берега озера и роящееся население Агма. Ягоде негде упасть, всё занято, всё летает и жужжит. Глупо конечно, но именно сейчас я чувствую себя свободной после стольких лет строгих правил в Амми.
За моей спиной, через громкие разговоры соседок, кто-то громко воскликнула:
– Иртисс!
Подошла какая-то женщина с бороздами на крыльях – бывшие переломы. Рисунки и шрамы на месте.
– Фиа, Зи, – подняла руку Иртисс.
– Уже искупались?
– Да, только вышли.
Женщина как-то странно повернула голову, посмотрев на меня только левым глазом. Подсела, с улыбкой посмотрела на меня.
– Ох, это твоя ученица? Привет… Нэ’Тус.
Понятно, почему она так смотрит, правый глаз у женщины какой-то мутный, на коже вокруг глаза следы старых ран.
– Фиа э лоа, госпожа…
Я взглянула на её лоб между сяжек, но увидела вместо символа имени совсем другой.
