– Пикеты выслал, часовые поставил. Но очень быстро бежали, вряд ли вернутся. – Приовский говорил в своей обычной манере, не слишком доверяя знанию чужого языка: коротко, не очень правильно и только по делу.
В самой большой комнате, служившей хозяевам, должно быть гостиной, расположились генерал, батальонные, несколько штаб-офицеров и ротмистр Новицкий как полковой адъютант.
– Подсаживайся, Мадатов. Сейчас выпьем, поговорим, тепла надышим. Не стой, проходи. Эскадронные у тебя хорошие, сами распорядятся.
Валериан отстегнул саблю, поставил к стене и сел, почти повалился на свободное место у самой спинки кровати. И только сейчас почувствовал, как занемело туловище после долгого дня в седле.
– Что, князь, и железо иногда устает? – прозвучал голос Новицкого от противоположной стены. Огарок свечи едва мог даже не разогнать, а слегка подсветить вечерний сумрак, и лица ротмистра Валериан не увидел, но по тону понял, что старый знакомый слегка улыбается.
Мадатов знал, что в полку иногда называют его «железным», и втайне гордился этим дружеским прозвищем. Но сейчас он ощущал, что может вдруг и сломаться. Сознание своей усталости было ему неприятно. Горячий ужин с чаркой да пара часов дремоты были сейчас просто необходимы. В самом деле, не пришло бы в голову отступившим гренадерам противника вернуться, чтобы отвоевать сухой и теплый ночлег.
– Так что, говоришь, Новицкий, Вислинский легион перед нами?
Валериан уже полуприкрыл глаза, но представил, как адъютант привстает, отвечая на вопрос генерала.
– Могу ошибиться в названии части, Николай Сергеевич, но одно определенно – перед нами поляки. Может быть, Вислинский легион – они давно под началом Наполеона. Дрались еще в Испании. Может быть, войско Варшавского Великого Герцогства. У этих умения должно быть поменьше, но стойкости хватит.
– Да, это мы уже видели. Впрочем, ты ведь и сам же поляк.
– Наполовину. – По голосу Валериан почувствовал, что Новицкий несколько подобрался. – Мать полячка. Отцовский полк стоял у Гомеля. Там они и нашли друг друга.
– То есть места эти тебе не совсем чужие.
– Я родился здесь. Но отец сразу увез мать в свое поместье. Так что вырос я под Смоленском. Родных у матери не осталось, вспоминать детство она не любила. И на родину ни она, ни я не возвращались.
– Язык-то знаешь?
– Мать выучила. Говорю, понимаю. Кое-что могу прочитать.
– Отец, ротмистр? – спросил Приовский. – Отец где воевал?
– Погиб на Кавказе. Вместе с генералом Гуляковым, когда зашли в горы.
О генерале Гулякове Валериан знал из писем дяди Джимшида. Это его полк встретил многотысячную разбойную партию лезгин, в который раз рвавшихся через Алазань, через Кахетию на Гянджу, и разбил их у речки Иора. Значит, с Новицким они связаны не одной только службой.
– А что же здешние? – продолжал допытываться Ланской. – Почему убежали?
– Хозяева поместья, наверное, поляки, шляхтичи. Русских они не любят, французам же были рады. Когда же услышали, что мы приближаемся, решили не дожидаться. Я спросил одного из дворовых, говорит – недели полторы как уехали. До Варшавы.
– Но деревенька там недалеко стоит, вроде бы и жилая.
– Крестьяне здесь, Николай Сергеевич, не поляки, а белорусы. Помещики свои им не слишком-то по сердцу, нам же, напротив, рады. Егеря как раз туда отошли.
– Да-а-а! – раскатил междометие генерал Ланской. – Ну и держава! Так посмотреть – те. Над ними же – эти. А что там справа и слева, так вовсе не разберешь. Ну да, нам, гусарам, голову себе забивать нечего. У нас просто: где полк, там и родина. Что скажете, батальонные?
