– Ах, ты, турецкая сволочь, – крикнул Пашко и взял здоровой рукой его за горло. Ноги турка повисли, болтаясь над землей. Он быстро посинел и затих. Богдан подошел к раненому, он только что спас ему жизнь.
– Пашко, ты ранен, уходи!
– Нет, сотник. Мы еще повоюем.
– Пашко, это приказ, уходи! – строго сказал Богдан.
Горцы и турки встали спина к спине и, как могли, отбивались. Их оставалось не больше пятидесяти. Но они самоотверженно дрались, теряя своих товарищей.
– Сдавайтесь! – крикнул поручик Чистяков. Он залез на большой камень и с высоты кричал. Казаки немного отошли от горцев, давая понять, что если они сдадутся, их никто не тронет. Горцы со злостью смотрели на казаков. Вдруг раздался выстрел, Чистяков покачнулся и упал на руки казакам. Они бережно положили его на землю. На его груди выступило красное пятно крови.
– Ну, черти бога не нашего, молитесь! – крикнул хорунжий первой сотни Шустров. Он взял в руки саблю, перед ним, с пистолетом в руке, стоял турок. Хорунжий подошел к турку и с силой ударил его саблей по голове.
– Братцы, руби их, бей! – слышались призывы казаков.
Через несколько минут с мюридами было покончено. Их убили всех, никто не захотел сдаваться в плен. Бой закончился. Казаки начали собирать раненых, считать убитых. Все поле было в убитых и раненых. Земля опять пропиталась кровью. Повсюду были слышны крики и мольбы о помощи. Много было раненых горцев, со злобой, в упор смотрели на своих врагов, и от беспомощности скрипели зубами. Санитары перевязывали раненых, бегая по полю от одного к другому. Богдан искал графа, но его нигде не было видно. Кузьмин помнил, что граф был рядом, но потом, в горячке боя, потерял его из вида.
– Вахмистр, где граф? – спросил он у Макаревича.
–Я не видел. Он был левее от меня, я видел, как врага рубал – лихо, мы не так бьем, – ответил Сашка.
– Есаул, смотри, вон Лорд его у скалы стоит. Наверняка, он там.
– Какой я тебе есаул, – одернул его Богдан и поспешил к тому месту, где стоял Лорд. Богдан подошел к Лорду рядом увидел лежащего графа. На нем сверху лежал здоровенный горец, килограммов на сто. Отодвинув его, Богдан приподнял графа. Дюжев был весь в крови: вся грудь и голова. Богдан снял шапку.
– Дружа мой, как же ты так?
Богдан обнял графа.
– Эх, дружа мой, как же ты так?
– Богдан, не трогай, голова болит, – вдруг сказал граф.
– Живой, дружище! – Богдан опять его обнял.
Дюжев застонал. Он был ранен.
– Санитара ко мне!
Санитар подбежал, разорвал мундир графа, но на нем не было ни царапины. Эта кровь – горца. А у него только голова ранена, сильно очень. Дюжев открыл глаза.
– Что со мной?
– Голова у тебя раненая и все, – успокоил Богдан. – царапина!
Санитар аккуратно перебинтовал голову графу.
– Богдан, у нас восемь убитых, девятнадцать раненых. Из них – четыре тяжело, в живот. Боюсь, не дотянут, – доложил вахмистр, – в других сотнях хуже. Чистякова убили.
– Спасибо, я видел, как он погиб, – ответил Богдан.
На той стороне Аргуна собирались солдаты, вовремя мы им помогли. Если бы не мы, они еще долго сидели за тем мостом.
– Командир, смотри, похоже, к нам генерал идет.
Богдан посмотрел, к ним шел генерал той армии, которую мы спасли. К генералу подбежал Микоян. Он ему доложил, как они здесь оказались и как самоотверженно воевали.
– Сотник, смотри, как гнется, сразу видно, что армянин, – сказал Доценко.
– Что вы мне – сотник, есаул. Какой я вам есаул? Я такой же, как вы. А Микоян бился славно, молодец. Я сам видел, впереди всех шел. Петь, а что армяне все гнутся? – спросил Богдан.
