– Не понимаю, – сказал Чистяков,– ночь, темнота, хоть глаз выколи. В кого они стреляют?
– Надо разведку послать, пусть прощупают, – сказал Богдан.
– Послал уже десятерых, но ведь далеко. Когда они вернутся?
– Кузьмин, пусть твоя сотня идет теперь первой, мои устали уже, – обратился Чистяков.
– Денис Сергеевич, почему моя сотня? Я даже не вахмистр.
– Не знаю, сотник, это мне майор сказал.
Богдану стало неудобно перед графом. Он – поручик, а командует сотней простой казак. Это понял и Дюжев.
– Богдан, командуй, на меня не смотри, я здесь человек вольный. Хочу – служу, хочу – домой поеду.
– Ладно, пойду поднимать сотню, думаю, пора, – сказал Богдан и ушел.
– Граф, вы не обидитесь, если я вас спрошу, зачем вам все это? – Спросил Чистяков, прикуривая папиросу.
– Да что здесь обидного? Хочу самому себе доказать, что я – человек и честь дворянина мне не чужда.
– Граф, мне говорили, что вы выносили горшки за ранеными?
– Скажите, Денис Сергеевич, вам нравится наш Сусликов?
– Мне бы больше нравилось пустить ему пулю в лоб.
– Так вот, поручик, не так давно я тоже был такой мразью, как наш полковник. Но тут я повстречал настоящих друзей и теперь я горжусь, что у меня есть друзья, которые сделали меня человеком. И с теми горшками в лазарете я выносил остатки своей гордости и эгоизма. Только здесь я чувствую себя человеком.
Чистяков протянул ему руку, крепко пожал ее.
– Поверьте, граф, побывав здесь, вы не сможете теперь вернуться в свет к старым друзьям. О той веселой беззаботной жизни не пожалеете?
Подъехал Богдан, держа Лорда. Граф вскочил на коня и громко крикнул, чтобы под стук копыт услышал Чистяков:
– Нет, поручик, не пожалею!
И, пришпорив коня, полетел дальше в ущелье. Через три километра навстречу ехал разведчик, что послал Чистяков. На ходу он начал быстро объяснять обстановку.
– В двух километрах отсюда мост через Аргун, наши пытаются перейти, но горцев там очень много, надо спешить, погибнут наши.
– Они вас заметили? – спросил Кузьмин.
– Похоже, нет. Там кусты, и вы сейчас подойдете незаметно.
– Ну, казаки, погуляем, шашки готовь. Рысью – марш! – командовал Богдан.
Казаки, поднимая столб пыли, понеслись на врага. Выстрелы становились все ближе и ближе. Рядом с дорогой стояли разведчики, они рукой показали, куда ехать. Граф вырвался вперед.
– Стой! Куда вперед батьки в пекло? Назад! – крикнул Богдан.
Прорываясь через кусты, казаки выехали на равнину. Быстро ориентируясь на месте, Богдан ринулся в бой. Взяв две шашки в руки, он начал направо и налево рубить горцев. Ничего не ожидавшие горцы не успевали достать саблю и падали замертво. За мостом наши пехотинцы начали наступление оттуда, зажимая мюридов в кольцо. Дальний угол горцев занял оборону, стреляя с близкого расстояния. В эту минуту выскочила первая сотня. Впереди был Чистяков, за ним неслась сотня казаков. Кто стрелял, кто рубил, все перемешалось в тот ужасный день, кровь лилась рекой и с той, и с нашей стороны. Сотня Микояна, зайдя с другой стороны и окружая врага, теснила его к Аргуну, пытаясь сбросить в стремительное течение реки. Но враг не пытался быстро сдаваться, хотя уже намного уступал в численности. Бой стал сильно сгущаться. На коне было уже невозможно проехать. Казаки стали слезать с коней, и в пешем строю вели бой. Богдан тоже слез с коня. Старая рана давала о себе знать. Вскоре правая рука нестерпимо заболела, и ему пришлось рубить левой. Это заметил Пашко. Своей большой саблей он старался помочь Богдану. Среди горцев здесь было много турок, они отличались своими турецкими шапками. В один момент турок направил на Кузьмина пистолет. В голове Богдана пролетела вся жизнь, вспомнились Аленка с Колькой. Но тут Пашко оттолкнул Богдана и принял пулю себе в правое плечо. Рука с саблей беспомощно повисла.
