– Нам надо знать, где они скапливают основные силы. Но как узнать? Здесь горы, идти можно только по ущелью. И там пути все надежно перекрыты.
«А сколько они ехали от того места, где на них напали, до нашего гарнизона?» – написал я на листке.
– Говорят, сутки ехали, но ведь это совсем рядом.
Их разговор прервал Остап:
–Не помешаю? Как тут больной? Мать твою в душу, лежишь? А ну встать, лежебока!
–Дяденька Остап, ну зачем вы, он же болеет, – взмолилась Даша.
–Письма из дома надо стоя получать.
Я вскочил, даже потанцевал немного. Письмо написал отец. Он писал, что к ним приезжал Андрей Русаков, привез много денег. Но что с ними делать, они не знают. Такое большое количество денег они не видели никогда. «…Друг твой приехал, как барин, на тройке великолепных лошадей, у нашего барина таких нет. Заходил он и к барину нашему, сказал, что вы с Богданом служите у князя Барятинского лично, что тот его послал узнать: не нуждаются ли их семьи. А если в чем нужда, то ты, как здешний барин, должен помогать. Барин ему ни в чем не перечил, спокойно выслушал. Обещал присмотреть…» Я дал Богдану прочитать вслух письмо, чтобы всем было слышно. Он пропустил лишь только то, что есаул деньги передал. Всем показалось очень смешным то, как Андрей барина напугал. Богдан поспокойнее стал, теперь уж точно барин побоится Аленку обидеть.
Утром, когда я еще спал, в лазарет вбежал Богдан:
– Мы на ближнюю заставу едем, тридцать нас, старший – Данько. Представляешь, Шунько там рвет и мечет, что его старшим не поставили.
– Я тоже с вами поеду! – прошептал я еле слышным голосом.
–Нет, ты лежи, лечись. Мы на две недели. Потом нас сменят вторая сотня или пехота, не знаю.
–Богдан, я не могу лежать здесь, когда ты под пули идешь.
–Ты не каркай, а то накаркаешь.
Мы обнялись, простились. Я лежал весь день, ворочаясь с бока на бок. У меня перед глазами всегда стоял бой, где Богдан стреляет в горцев, и они стреляют по нему. Я так сильно переживал, что меня нет рядом с другом. Может, поэтому в пальцах почти не чувствовалась боль. Значит, скоро выйду отсюда. Так, размышляя, я не заметил, как вошел полковник. Он еще не приходил ко мне, и поэтому его визит был для меня важен. Я вскочил с кровати и встал по стойке смирно.
–Лежи, казак, ты в лазарете. Имеешь право.
–Ваше благородие, я хотел вас поблагодарить за Дашу. За то, что вы ее спрятали от ревизора.
–Ничего, казак, пустое, – сказал полковник, присаживаясь на табурет.
–Ваше благородие, я хотел спросить, что со мной дальше будет?
–Ты о чем, казак?
–Ну, о том, куда меня? На каторгу или куда?
–А тебе твой друг Кузьмин ничего не рассказывал?
–А что он мне должен рассказать?
Полковник посмотрел на спящего рядом солдата, потом на меня и кивком показал на выход.
Полковник присел на лавку, достал сигару, прикурил.
–Ваше благородие, скажите, что мне должен был рассказать Кузьмин?
Во рту опять появился привкус крови, разговаривать было очень больно
–Ну, подробности ты у него сам спросишь, а я могу сказать, что те ревизоры до Тифлиса не доехали.
–Как не доехали? – спросил я.
Но полковник из моего шепота ничего не понял, на моих губах появилась кровь.
–Так, все, молчать. Не разговаривай больше, приедет Кузьмин, сам у него спросишь. Одно могу тебе сказать: все будет хорошо, и каторги не будет. Только язык впредь держи за зубами, чтобы потом не приходилось его кусать.
Я густо покраснел. Мне стало стыдно за мой длинный язык. Полковник ушел, я прополоскал рот и долго не мог прийти в себя. Это значит, Богдан их всех пятерых убил, что ли? Наверное, он был с Остапом. Ведь палачи были такими здоровыми.
