Остап стал быстро собираться.
–Ты куда собираешься?
–Убью суку!
–У тебя есть доказательства?– остановил его я.
Остап сел. Его борода нервно дергалась. Он достал папиросу, хотел прикурить, но руки тряслись от злости. Папироса рассыпалась в его в пальцах. Остап встал, заходил взад- вперед, нервно ругаясь своей любимой поговоркой.
–Так, – заговорил он, – подводим итоги. Писать умеет, и, притом, скрывает это. Письма, наверняка, отправляет из города. Надо сделать так, чтобы он опять отправил письмо, и мы его при этом взяли за жопу, чтобы наверняка не открутился. И отдать его Семкину, он его на нитки порвет.
–Нет, он – мой, – сказал я.
–Ты, Абрамов, отчего на него злой? За язык свой длинный? И запомни, здесь решаю все я. Вопросы есть? – строго спросил Остап.
–Нет, – обиженно ответил я.
–Надо что-нибудь придумать такое, чтоб он опять письмо написал, и тогда мы его на месте преступления возьмем.
–Остап, мы сами с кумом что-нибудь придумаем .
–Думайте, но без меня ничего не предпринимать.
Остап нацепил на пояс шашку, надел шапку и вышел.
–Богдан, мне кажется, он его убьет без всяких проверок. Уж очень он плохо к нему относится.
–Мне тоже так кажется. Ладно, кум, идём, посмотрим, куда он пошел.
Мы вышли из палатки, казаки собрались кружком, значит, будут петь. Казаки из других сотен тоже подходили поближе. Мы нигде не видели Остапа и опасались, что он порешит предателя раньше, чем мы что-нибудь придумаем. Но в этот момент из самой середины круга раздался голос Данько. Он пел один, очень красивым голосом выводил станичную грустную песню о том, как казак ушел на войну, где и сложил свою буйную голову. Когда пришла очередь припева, то запели одновременно сотни казаков. На этот звук сходились со всех сторон, все хотели послушать чудо-голос. Из штаба вышли все офицеры и направились в нашу сторону. Казаки должны приветствовать их стоя. Но полковник Степанов еще издали сделал жест руками, чтобы они не вставали и не прерывали песни, любителем которых он был. Офицеры присели с самого края, чтобы не мешать. Песни звучали одна за другой. Я пробрался к Остапу поближе и попросил его спеть песню «Черный ворон», очень она мне нравилась. Он спел. Было еще много песен, потом дошло до танцев. Особенно хороши грузинские. У нас было двенадцать грузин из ополчения, они танцевали свои национальные танцы в очень быстром ритме. Потом спели свои песни, тоже сильно отличающиеся от наших. Мне так хотелось спеть свои, родные песни, но язык еще болел. Богдан никогда первый петь не начинал, в основном он только подпевал.
Вдруг к полковнику подбежал гонец и вручил пакет. Степанов тихо, никому не мешая, ушел. Мы с казаками наблюдали за штабом. Песни потихоньку затихали, все жаждали узнать, что же это за пакет. Казаки стали расспрашивать гонца, что принес пакет. Это был гонец с заставы. Но приехавший казак говорил что-то невнятное, что напали, что там война идет, а он ускакал в самом начале боя. Я подошел к Остапу и попытался у него спросить, но он меня не слушал. Потом сказал:
–А ну, станичные, давай готовсь к выступлению.
Не успел он закончить, как из штаба вышел дежурный и громко крикнул: – Первая, вторая, третья сотни, по коням – товсь, офицеры – в штаб.
Полковник Степанов, не дожидаясь, пока зайдут все офицеры, начал:
–Господа, пакет от вахмистра второй сотни. На них напали, идет бой, скорее всего, уже закончился. Ведь против их тридцати – тысячная армия, и время не в нашу пользу. Но, господа, нам предстоит поехать и разобраться на месте. Это наш долг. Так, слушайте сюда. Первая сотня – дозорная, с ней идет капитан Павлов. На расстоянии выстрела идут две другие. Старшим – майор Семкин. Все, господа, время. Сейчас каждая минута дорога.
