Нынешнее место расположения станицы Гундоровской уже четвёртое. Целых три переселения с одного неудачного места на другое пережила станица в 1765, 1784 и 1863 году, и все они для измученных наводнениями казаков были сродни пожару. Кроме того, и по неосторожности и настоящие большие пожары случались, и тогда выгорало чуть ли не по полстаницы.
Казаки, уроженцы станицы воевали почти во всех, без исключения, войнах, которые вела на протяжении последних трёх веков Россия.
Станицу прославили казачьи роды Шляхтиных, Рытиковых, Швечиковых, Манохиных, Дорошевых, Номикосовых, Красновых и многих других.
Теперь, казаки, пришло время и вам прославить свою станицу хорошей службой в мирное время и победами в боях в войне, если она будет, если нападут на нашу империю внешние враги! – торжественно закончил сотник свой длинный рассказ.
– Это что ж получается? Казаки из беглых вышли? – возмутился из последних рядов донельзя ленивый и рябой, и почти всегда молчаливый Семка Губин.
– Да быть такого не могёть! – он медленно обвёл взглядом притихших от удивления казаков – надо же, Губин слово сказал, – казаки они завсегда были казаками! Мне так мой дед говорил!
Взвод встрепенулся, загалдел обсуждая озадачившую их ситуацию. Притих в раздумьях и тоже никак в душе не соглашаясь с сотником.
– Казак рождался казаком, казаком и помирал! Никак не беглым! – сдержанно заметил кто-то.
– Не вы первые, не вы последние, кто не согласен с историей, – Исаев рассмеялся, – нравится вам или не нравится, но историю не переделать.
Но всё как есть, я так вам и рассказал. Бежали крепостные от помещиков… Но бежали то самые непокорные, да вольнолюбивые.
А затем добавил:
– Но это точно сказано, хорошо сказано, казаком, с казачьей душой нужно родиться. Родиться – и с первым вздохом вдохнуть казачий дух. Первую казачью песню колыбельную слушать с рождения. И так год за годом, до очень важной государевой службы, вот как вы, возрасти, – примирительно глядя в класс, проговорил Исаев.
Из года в год с молодым пополнением повторялась одна и та же история – история несогласия с происхождением донского казачества.
Антон Швечиков, задумчиво глядевший в окно, выходившее на казарменный двор, на котором царило предобеденное оживление, подумал:
«Хорошо сотник рассказывает, будто снова в родной станице побывал.
А дома сейчас, как и здесь, в Польше, на далеком, далеком Северском Донце глубокая осень, предзимье».
И он мечтательно закрыл глаза и представил себе, как садится между двумя увалами за хутором солнце и розовит песок на косе Северского Донца, а от прибрежной растительности отбрасываются косматые длинные тени. В тишине громко дугыкает дикий голубь – вытютень. По степи бродят с берданками казаки. Выстрелы то и дело поднимают ошалелых лис или запуганных степных зайцев, разбегающихся по балочкам.
Осенняя степь воробьиного цвета, с каждым днём становится всё неуютней и неуютней, и словно торопит путников, быстрее дойти до разбросанных на высоком берегу казачьих куреней. Над ними по утрам и вечерам вьется белесый дымок. В одном из них мать Антона натопила жарко печь, подбросив для большего тепла несколько глудок каменного угля, и при свете керосиновой лампы читает первое письмо её сына в родной хутор.
"Дорогая мама! Сообщаю Вам, что добрались мы до неблизкой Польши, до города Замостье благополучно.
В прошлое воскресенье в Православной Церкви был отслужен Молебен за здравие новоприбывших. То есть, за нас. Почему пишу, что в Православной Церкви? Да потому, что здесь есть и католические, так они костёлами называются. Нам, молодым казакам, очень трудно представить, что до Молебна за благополучный путь на Дон по окончании действительной службы ещё целых три года.
