* * *
Прошло еще несколько недель обучения молодых казаков в учебной команде. Уже определились и будущие бравые вояки, и будущие ленивцы, дотягивающие до окончания срока действительной службы.
Построже стал относиться к молодому пополнению и сотник Исаев Филипп Семенович. Однажды на утреннем построении он остановился у двух стоящих на вытяжку, грудь колесом, очень похожих друг на друга казаков и обратился не то к одному, не то к двоим сразу с резким вопросом:
– Вы что, родительское благословение забыли?
Перед сотником стояли с нависшими на левые брови русыми чубами братья погодки Чирковы, которых с детства прозвали чириками. Они действительно были похожи как одна пара незатейливой обувки с донским названием чирики, которую хуторяне носили на каждый день и по хозяйству.
Братья Иван и Василий были погодками и должны были идти на службу друг за другом. Но их отец, уважаемый в хуторе человек, всё ещё крепкий и коренастый, с нежелающей седеть бородой, казак Стефан Акимович Чирков ходатайствовал перед станичным атаманом, а тот, в свою очередь, перед каменским военным присутствием, чтобы пошли на службу его сыновья разом. Рассудили на семейном совете просто: и в сборах один раз напрягаться, и проводы сподручней делать, а уж встречу со службы – тем более.
Настал торжественный для семьи день – проводов братьев на действительную службу. К этому дню долго готовились. Принаряженный и донельзя взволнованный Стефан Чирков гонял по двору запыхавшихся и раскрасневшихся от усердия всех домочадцев женского полу – благо их много было на казачьем подворье – целых пять душ – чтоб все было дочиста вымыто, вычищено и выскоблено. Как же, почетную обязанность выполняет, отправляет сыновей на службу.
Половина улицы, почитай, да родни пол-хутора приглашены на проводы юных казаков Чирковых, чтоб погладить дорожку на военную службу, выпить знатно и по-соседски и по-родственному.
У коновязи стоят два по-хозяйски тщательно вычищенных строевых коня, совсем недавно купленных на ярмарке Провальского войскового конного завода.
Две соседские молоденькие девки-казачки, стоя у плетня, судачат про меж себя:
– И как там, на службе их все будут различать? Сами одинаковые, кони одинаковые, а уж форма и подавно.
– Родинки у них разные, – откликнулась другая.
– А ты когда это видела?
– На Донце, на косе, когда купались.
– Может, ты кое-что другое видела?
– Может, и видела…
– Так расскажи…
– Так кто ж про это рассказывает, да и в такой момент – и она раскрытой ладошкой провела по шумному и галдевшему на разные лады казачьему подворью, где стала собраться приглашенная родня и все ближайшие соседи.
Вскоре чирковский двор запестрел и украсился от новехоньких казачьих фуражек с красными околышами, да россыпью нарядных бабьих юбок и шалевых платков, выуженных по праздничному случаю из стоящих в горницах и спаленках сундуков.
Собравшиеся, гомоня и переговариваясь, стали подниматься в верхнюю часть куреня, и набиваться в большую, парадно прибранную, украшенную цветами горницу. Кому места не хватило, столпившись, смотрели за происходящим через окна, выходящие на галдарею и из-за дверных занавесок. Опоздавшие просто толкались у чирковских ворот, дожидаясь, когда найдется местечко и для них.
Рядом со Стефаном Чирковым нетерпеливо переминался с ноги на ногу в старинном казачьем чекмене, который он не одевал уже никак не меньше пяти лет, прибывший на столь торжественный и счастливый в его жизни день, Прокоп, родной дед по отцовской линии будущих служивых. Любимый и очень почитаемый внуками за свою добрую душу.
