От деда Прокопа по горнице расплывался вокруг такой стойкий запах нафталина и каких-то сундучных трав, высобиранных его женой бабкой Гриппой, что даже зудевшие на подоконнике осенние мухи куда-то сразу пропали.
Стефан Акимович, осмотрев всех собравшихся, и стоявших смущенных донельзя непривычным для них вниманием слева от него сыновей в новенькой военной форме, и видимо оставшись довольным заранее продуманным им порядком действий, степенно повернулся к красному углу.
Крестился и молился за удачную службу своих оставлявших его разом сыновей. Глядя на него, все присутствовавшие в горнице, кто основательно, кто суетливо перекрестились.
Жена Стефана Евдокия, все время вытирала глаза краем праздничной завески, и преданно смотрела то на своего мужа, боясь что-то сделать в столь торжественный момент невпопад, то ласково – на своих кровиночек-сыновей, одновременно отрываемых от материнского сердца и глаза.
Стефан проникновенным голосом и с особым выражением лица начал свое родительское благословение:
– Благославляю вас сыновья мои, Иван и Василий, на защиту ныне благополучно царствующего Его Императорского Величества Государя нашего Императора Николая Александровича Романова.
Начальникам своим подчиняйтесь. К старшим относитесь почтительно.
К равным любезно, а для младших будьте примером, и они за это будут вас почитать. Не сквернословьте. Молитесь на походе и перед боями. На службу не напрашивайтесь, от службы не отказывайтесь и не забывайте нас родителей. Пишите письма нам почаще, и шлите поклоны хуторянам. Помните, мы все вас ждем по окончании службы. Держите пост хотя бы по одному дню в неделю, а мы за вас будем все посты держать полностью. Грех несоблюдения вами поста относите в молитвах своих на нас, родителей ваших.
Помните – вы служивые казаки, и вам первыми, если что, с внешними и внутренними врагами Империи нашей Российской придется сойтись в бою.
Не посрамите честь и славу казачью! Да благословит вас Господь Бог на хорошие дела! Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.
Затем, трясущимися от волнениями, затруженными за земледельческую жизнь руками, повесил каждому сыну на шею на крепком гайтане обшитое мягкой кожей родительское благословение. При этом, еще раз для пущей надежности перекрестил своих отпрысков и добавил:
– Храните и помните наше родительское благословение. Всегда, на любом смотру в казачьих войсках проверяют его наличие.
Чинно расселись за столы, заставленные закупленными в станичной лавке и до блеска протертыми граненными блестящими рюмками, мисками и обливными глубокими чашками с неисчислимыми угощениями: сытным пшеничным белым хлебом, разно приготовленным мясом, рыбой, традиционной картошкой, солениями и пирогами. Наконец-то кое-как усевшиеся гости, неловкие от тесного места, пока еще трезвые и поэтому благопристойные, молча застыли с торжественностью на лицах.
Сидевшие во главе стола братья Иван и Василий, чтобы избежать взглядов большого количества придирчиво разглядывающих их гостей, подвели глаза почти под потолок, туда, где была повешена на крючках казачья пика, а чуть ниже, на небольшом турецком коврике, две скрещенных казачьих шашки.
Вот эту то картину проводов сейчас и вспомнил Иван, старший из братьев, и как-то по-новому ощутил кожаный крепкий конвертик с родительским благословением на груди.
Это у него не заладилась служба. На занятиях по владению казачьей пикой сломал древко, сцепился с вахмистром Власовым без особой причины и огрёб внеочередных нарядов до конца пребывания в учебной команде, а тут ещё во время осмотра строевых коней получил замечание от самого командира полка. А теперь и суровое напоминание о родительском благословении от своего земляка – добрейшего человека сотника Исаева.
